ГЛАВА 1. ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ
1.1 Понятие родительской позиции
Теоретический обзор темы исследования следует начать с понятия родительской позиции. При формулировке темы исследования перед нами стояла задача подбора такого термина, который бы мог отразить совокупность всех качеств родителя по отношению к его ребенку. Из распространенных терминов наиболее близкими и подходящими под указанное определение являются понятия «родительские установки» и «родительское отношение», однако, на наш взгляд, у обоих этих терминов есть определенные ограничения. Родительская установка является скорее понятием, отражающим ценностную и когнитивную сторону родительства, в то время как родительское отношение больше отражает аффективную сторону взаимодействия родителя и ребенка. Нам показалось важным найти такой термин, который отражал бы обе эти стороны в совокупности, то есть объединял в себе все сферы воздействия родителей на их детей. Нами был выбран термин «родительская позиция», который, как нам казалось, наиболее полно отражал все родительские характеристики в данном взаимодействии.
Анализ русскоязычной литературы показал, что термин «родительская позиция» действительно используется некоторыми авторами, однако не определяется ими однозначно. Помимо этого, как таковая родительская позиция не является предметом их исследования. Как отмечает С.С. Жигалин, данное понятие не имеет какого-либо четкого определения и трактуется очень широко (Жигалин С.С., 2004). Также, по его мнению, понятие родительской позиции используется большинством авторов в качестве синонима многих других понятий, описывающих семейное взаимодействие, и не имеет каких-либо системных описаний, которые бы связывали его с другими видами позиций (например, жизненная позиция или личностная позиция). С.С. Жигалин предлагает следующее определение: «Родительская позиция – это система отношений родителя (отца, матери) к родительству, себе как родителю, родительской роли, ребенку и воспитательной практике, которая влияет на характер воспитательной практики семьи» (Жигалин С.С., 2004, с.6). Данное определение, согласно автору, позволяет вписать термин «родительская позиция» в систему других позиций личности человека и рассматривать родительскую позицию как результат соединения в личности родителя его жизненных и личностных позиций, а также социально-ролевой позиции как матери или отца. Также автор отмечает, что родительская позиция формируется из нескольких составляющих: отношение к родительству в целом, отношение к роли родителя (отца или матери), отношение к себе как к родителю, отношение к ребенку, отношение к воспитательной практике. Данный подход к определению родительской позиции видится нам достаточно совпадающим с тем смыслом, который мы вкладывали в него применительно к нашему исследованию, так как оно сочетает в себе все характеристики личности родителя в его семейном взаимодействии и, в частности, взаимодействии с ребенком.
Многое из того, что описывает С.С. Жигалин относительно применения термина «родительская позиция» в отечественной психологии, мы обнаружили при изучении литературы по данному вопросу. Так, в статье Е.О. Смирновой и И.В. Хохлачёвой, которая носит название «Родительская позиция и отношение дошкольников к сверстникам», в качестве показателя, определяющего роль родителя во взаимоотношениях с ребенком, на самом деле выступает родительское отношение (Смирнова Е.О., Хохлачёва И.В., 2008). Это соответствует терминологии самих авторов, а термин «родительская позиция» ни разу не встречается в тексте статьи, кроме ее названия. При этом следует обратить внимание на то, что авторы выделяют в родительском отношении (как и в любом отношении одного человека к другому) два начала – предметное и личностное. Предметное начало определяется как значимость для носителя этого отношения каких-то конкретных характеристик, умений другого человека, в то время как личностное начало является более общим восприятием личности другого, содержит в себе эмоциональный компонент. То есть, в родительском отношении авторы данной статьи видят как рациональную, так и эмоциональную составляющую.
Было проанализировано еще несколько отечественных источников со сходным употреблением обсуждаемого термина. В этих статьях понятие родительской позиции употребляется вместе с другими понятиями, упомянутыми выше (родительские установки, родительское отношение) с весьма условным разделением их значений, особенно в отношении значения термина «родительская позиция» (Галасюк И.Н., 2014; Коваль В.В., 2012; Смирнова Е.О., Кошкарова Т.А., 2005).
Другой подход к трактовке термина «родительская позиция» – социальная позиция матери и отца, а также готовность принять ее и эмоции, связанные с этим (Захарова Е. И., Торчинова Ю. А., 2012; Захарова Е.И., Якупова В.А., 2015).
Что касается теоретических разработок, то существует концепция оптимальной и неоптимальной родительских позиций, изложенная Л.Б. Шнейдер на основе работ А.И. Захарова и А.С Спиваковской (Шнейдер Л.Б., 2006). Согласно этой концепции, в основе определения оптимальной родительской позиции лежит три критерия:
1. Критерий адекватности. Этот критерий определяется как умение родителя понимать и принимать индивидуальность своего ребенка, обращать внимания на те изменения, которые происходят в его личности.
2. Критерий гибкости. Родитель должен уметь изменить свое взаимодействие с ребенком так, чтобы оно соответствовало происходящим изменениям в личности ребенка, связанным с его развитием и изменением жизненных обстоятельств.
3. Критерий прогностичности. Поведение родителя по отношению к ребенку должно опережать, предвосхищать те изменения, которые могут с ним произойти в ближайшее время в существующей жизненной ситуации (с учетом его возраста, социального окружения и прочих характеристик). Стратегия поведения родителя должна быть опережающей, а не следующей за уже произошедшими изменениями личности ребенка.
Данная концепция также отражает подход к определению родительской позиции как некоторой общей характеристике родителя. Не вдаваясь в ее составляющие, авторы концепции фокусируют внимание на непосредственном проявлении родительской позиции в поведении родителя, в том воздействии, которое он оказывает на ребенка. Формулировка положений концепции дает основания предполагать, что авторы подразумевают под родительской позицией в основном осознанные аспекты родительства, так как предлагают сознательно контролировать и изменять ее. Таким образом, в описании критериев адекватной родительской позиции никак не фигурируют те бессознательные убеждения и эмоции, которые мать или отец может иметь по отношению к своему ребенку и родительству в целом.
Аналогичная позиция присутствует и в статье Е.Л. Горловой, в которой родительская позиция определяется как «согласованная система индивидуально-возрастных целей и ценностей семейного воспитания, обеспечивающая осознанный выбор стратегий детско-родительского взаимодействия» (Горлова Е. Л., 2013, с. 136). Осознанность родительской позиции подчеркивается и О.М. Любимовой, которая считает эту черту отличающей понятие родительской позиции от уже упомянутых родительских установок и родительского отношения (Любимова О.М., 2007).
Таким образом, в отечественной психологии нет единого мнения по поводу содержания понятия «родительская позиция», часто оно употребляется в качестве синонимов понятий «родительская установка» и «родительское отношение», но существуют некоторые теоретические концепции, которые затрагивают рассматриваемое понятие и предлагают определенные теоретические построения, касающиеся его. В то же время, полного разработанного теоретического подхода в отношении родительской позиции нам обнаружить не удалось.
При анализе зарубежной литературы на данную тему, мы столкнулись с еще большими сложностями. Термин «parental position», который часто используется при переводе русскоязычных статей на английский язык, не используется в иностранной литературе. Таким образом, как таковое понятие «родительская позиция» не употребляется зарубежными авторами.
В достаточно сходных темах в англоязычной литературе применяется термин «parental attitude», который можно перевести на русский язык и как «родительская установка», и как «родительское отношение». Эту литературу можно разделить на две группы по тому контексту, в котором используется термин «parental attitude». В части статей рассматриваются родительские позиции не в целом, а по отношению к каким-либо сферам жизни ребенка и семьи в целом. Так, часто исследуется отношение родителей к заболеваниям детей и методам их профилактики (Borchardt, S.M., Polyak, G., Dworkin, M.S., 2007; Marlow, L.,Waller, J., Wardle, J., 2007). Эти статьи часто носят клинический уклон, или даже являются медицинскими научными статьями, лишь затрагивающими психологический аспект. Помимо этого, к этой же группе относятся статьи, исследующие родительские установки относительно делинквентного поведения (Mcdermott, D., 1984; Walters, G., 2015), а также различных новообразований в течение нормативного развития ребенка (Scaglioni, S.; Salvioni, M.; Galimberti, C., 2008; Eser, M., Celikoz, N., 2009). Во вторую группу входят статьи, в которых исследуются общие родительские установки как характеристика родительства и их влияние на различные сферы жизнедеятельности ребенка (Peterson, D., Becker, W., Shoemaker, D., Luria, Z., Hellmer, L., 1961; . Karckay, A., 2009). Здесь родительские установки чаще всего измеряются с помощью методики PARI (которая более подробна будет описана ниже) или других схожих методов. В связи с этим, можно говорить о достаточно четком значении термина «parental attitude» в зарубежной литературе – под ним понимаются взгляды и убеждения родителей по поводу семейной жизни и, в особенности, по поводу детско-родительских отношений и воспитания детей.
Таким образом, в иностранной литературе отсутствует понятие родительской позиции и обширно используется понятие родительской установки («parental attitude»), имеющее два достаточно конкретных значения:
1) одна из общих характеристик родительства, отражающая взгляды и убеждения родителя относительно семейной жизни и детско-родительских отношений;
2) в узком смысле – убеждения родителей относительно какого-либо аспекта семейной жизни или жизни ребенка.
Получив представление об использовании термина «родительская позиция» в русскоязычной и иностранной литературе как теоретической, так и практической направленности, мы обнаружили, что тот смысл, который мы вкладывали в данное понятие, во многом совпадает с определенными теоретическими наработками, имеющимися в отечественной литературе. Основываясь на подходах С.С. Жигалина и Л.Б. Шнейдер, в нашем исследовании мы будем рассматривать родительскую позицию как интегративный фактор, сочетающий в себе сознательные и неосознанные установки, мнения и отношения к родительству в целом, родительству в собственной семье и к себе, как к родителю, в частности.
Исходя из этого положения, а также из целей нашего исследования, мы будем определять родительскую позицию через несколько ее составляющих. Первой составляющей являются родительские установки, и этот компонент является тем аспектом родительской позиции, который может вполне осознанно демонстрироваться и использоваться родителями. Сюда относятся все те мысли, отношения и точки зрения относительно ролей родителя и ребенка, взгляды на воспитание ребенка и многое другое, что может быть полностью или частично осознанно родителем, что он может самостоятельно у себя отследить и что имеет непосредственное отношение к структуре и содержанию детско-родительского взаимодействия в семье. Второй составляющей является отношение родителя к собственному детскому опыту как фактор, влияющий на общее восприятие родительства. Этот аспект зачастую в меньшей степени осознан или же полностью бессознателен, но вносит серьезные коррективы в отношения родителей и детей, о чем будет подробнее рассказано в следующем разделе. Помимо этого, в исследовании будет производиться оценка общей психологической адаптивности родителя как фактор, одновременно обусловливающий и отражающий характер всех социальных связей человека, в том числе и семейных, которые могут оказывать сильное воздействие на систему отношений и взаимодействий «мать-ребенок».
1.2 Влияние детского опыта на жизнедеятельность взрослого человека
Влияние детского опыта на формирование и функционирование взрослого человека описывалось во множестве психологических теорий личности и развития, особенно в теориях психоаналитической направленности. Приведем лишь несколько примеров.
З.Фрейд в своей теории психосексуального развития описывает, как неблагоприятное прохождение какого-либо из его этапов приводит к фиксации, то есть «застревании» человека на определенной фазе развития (Фрейд З., 2007). Фиксация может привести к множеству последствий, которые, не будучи проработанными, будут проявляться на протяжении всей жизни человека. Фиксация может проявляться в определенных чертах личности, соответствующих особенностям этапа развития, на котором произошло застревание, в снах и фантазиях, в проигрывании определенных жизненных сценариев, а также, при мощном воздействии негативного фактора в детстве, может привести к неврозу.
В индивидуальной психологии А.Адлера раннему детскому опыту также уделяется много внимания (Адлер, А., 1995). Согласно его теории, ранние воспоминания человека о его детстве являются отражением его жизненных целей и стремлений, а также содержат образ основных жизненных трудностей и метод преодоления этих трудностей человеком.
Нельзя не упомянуть и теорию привязанности Дж. Боулби. В зависимости от того, как сложились отношения ребенка с матерью, удалось ли ему установить с ней доверительные отношения и благополучно пережить период психологического отделения от нее, похожим образом будут складываться и другие близкие отношения, которые человек будет устанавливать на протяжение своей жизни. Чем менее надежная связь установилась между ребенком и его матерью в раннем детстве, тем сложнее ему будет установить надежные близкие отношения с другими важными фигурами позднее в своей жизни, хотя методы, которыми он будет пытаться это сделать, могут со временем меняться (Боулби Дж., 2003).
Механизм влияния детского опыта родителей на их собственных детей описывает Э.Г.Эйдемиллер в своей концепции патологизирующего семейного наследования (Эйдемиллер Э.Г., Добряков И.В., Никольская И.М., 2003). Автор отмечает, что определенные паттерны поведения и реагирования родителей передаются сквозь поколения, часто находя свое выражение в детях как наиболее уязвимых членах семьи, не имеющих достаточно ресурсов для борьбы с ними.
Что касается взаимосвязи детского опыта матери и ее характеристик именно как родителя, то тут стоит упомянуть сразу несколько исследований. Так, Дж. Карр отмечает, что травматический детский опыт матерей приводит к сложностям в установлении близких отношений с ее собственным ребенком и в том, чтобы почувствовать свою привязанность к нему(Carr, J. N., 1997). Л. Этьер с соавторами предполагают, что тяжелый детский опыт часто приводит к депрессивности и частому стрессовому состоянию взрослого человека, что непременно сказывается на качестве его взаимодействия с его детьми (Ethier, L. S., Lacharite, C., & Couture, G., 1995). А. Хармер, Дж. Сандерсон и П. Мертин обнаружили, что ранний опыт отвержения у матерей положительно взаимосвязан с тенденцией более строго и несвоевременно воспитывать своих детей, а также с высоким уровнем родительского стресса (Harmer A. L. M., Sanderson J., Mertin P., 1999). Исследование под руководством Х. Бэйли выявило взаимосвязи между семейной жестокостью, отвержением и эмоциональной недоступностью в детском опыте матерей и наблюдаемой у них враждебностью к их детям (Bailey H.N. et al., 2012). Наконец, Т. Кершоу в своем исследовании обнаружила, что если мать респондента была вовлечена в общение и взаимодействие с ним, когда он был еще ребенком, то и он сам оказывается более вовлечен во взаимодействие с собственным ребенком при его появлении, более позитивно оценивает свой родительский опыт и чувствует себя компетентным в роли родителя (Kershaw T., Murphy A., Lewis J., 2014).
Важной вехой в исследовании долгосрочных эффектов воздействия раннего опыта стала известная статья «Ghosts in the Nursery» («Призраки в детской», Fraiberg S., Adelson E., Shapiro V., 1983 ). Эта статья имеет формат кейс-стади и наглядно показывает на нескольких примерах, как «призраки» из детства родителей могут влиять на их взаимоотношения с собственными детьми. Яркое и подробное описание клинических случаев демонстрирует, насколько сильным и точным бывает воспроизведение детского опыта родителя в его отношении к своему ребенку и какие наглядные формы принимают отголоски этого опыта в поведении детей.
Существует достаточно интересная статья, отсылающаяся в своем названии к этой классической работе в области детско-родительских отношений. Статья под названием «Measuring Ghosts in the Nursery…» сравнивает тип привязанности, существующий в отношениях детей с обоими родителями, и тип привязанности матери и отца к их собственным родителям, определяющийся посредством интервьюирования (Fonagy, P., Steele, M., Moran, G. et al., 1993). Авторы подробно описывают результаты исследования и их возможные интерпретации, а также предлагают собственное объяснение механизмов формирования обнаруженных взаимосвязей. Если обратить внимание на основные эмпирические выводы статьи, то авторам удалось обнаружить определенные взаимосвязи между типами привязанностей детей и родителей. Абсолютное большинство матерей с надежной привязанностью установили надежную привязанность и со своими детьми, а у большинства матерей с ненадежной привязанностью дети также имели ненадежный тип привязанности. Подобные закономерности актуальны и для отцов, но с несколько меньшей силой связи.
Также любопытным нам кажется следующее наблюдение. Привязанность детей оценивалась с помощью классического метода незнакомой ситуации М.Эйнсворт. В возрасте 12 месяцев такой метод использовался с матерью, а затем в возрасте 18 месяцев для тех же детей данный метод использовался с отцом. Согласно результатам исследования, тип привязанности матери оказался взаимосвязан с типом привязанности ее ребенка, оцененным во взаимодействии с ней, но не обнаружилось значимых взаимосвязей с типом привязанности ребенка, оцененном во взаимодействии с его же отцом. Это натолкнуло авторов статьи на множество рассуждений, связанных с причинами такой закономерности. Основной вывод по данному вопросу заключается в том, что определенные силы, берущие начало в детском опыте матери и действующие на ее ребенка, проявляются лишь во взаимодействии ребенка с матерью, но не в его взаимодействии с отцом, и наоборот. Таким образом, эти «призраки в детской» проявляются лишь в ситуации общения ребенка с их носителем, по крайней мере, так происходит в раннем возрасте ребенка. Это является дополнительным свидетельством в пользу того, что особенности самого родителя влияют на ребенка в такой ситуации, и что определенное поведение ребенка нельзя свести к его собственным личным особенностям и характеру.
Еще одним важным наблюдением является следующее: сами негативные воспоминания родителей о своем детстве, возникшие в ходе интервью, не оказались связанными с ненадежной привязанностью их детей. Статистически значимая связь с ненадежной привязанностью была обнаружена лишь в тех случаях, когда изначально детские отношения родителя характеризовались положительно, но приводимые в процессе интервью примеры ситуаций из детства вступали в противоречие с этими характеристиками, показывая скорее негативный опыт отношений с прародителями, или наоборот, негативные характеристики противоречили примерам благополучного взаимодействия и общения. То есть, с ненадежной привязанностью детей оказался связан не сам негативный детский опыт родителей, а определенные сложности в принятии, осознании и репрезентации этого опыта.
Тема влияния, которое оказывает детский опыт родителя на его собственных детей, раскрывается и в отечественных исследованиях. В статье А.Е. Борисовой и Е.В.Ижвановой изучалась взаимосвязь отношения матерей к своим детям и уровня тревожности и избегания в детско-родительских отношений самих матерей (в прародительской семье) (Борисова А.Е., Ижванова Е.В., 2009). Исследование было проведено на четырех группах матерей разного возраста, и взаимосвязи характеристик оказались различными в зависимости от возраста матери. Авторы связали это с теми нормативными задачами личностного развития, которые женщины решали в определенном возрасте. Так, в возрастной группе 27-32 года высокая тревожность в детских отношениях матери оказалась связана с требовательностью, строгостью и тревожностью за своего ребенка, а также чем выше была тревожность и избегание в этих отношениях, тем сложнее матери оказалось принимать собственного ребенка и хуже сложилось сотрудничество с ним. В то же время, в группе 33-39 лет наблюдались другие тенденции – тревожность оказалась связанной с тревогой за собственного ребенка и высоким воспитательным согласием с супругом. В более старших возрастных группах наблюдались и другие закономерности, но данные о них представляются не слишком надежными ввиду недостаточных размеров выборки (13 женщин в возрасте 40-45 лет и 8 женщин в возрасте 46-49 лет).
Статья Е.В.Кожиной, напротив, освещает тему детского опыта отцов (Кожина Е.В., 2012). Для изучения этого опыта используются рассказы отцов о своем детстве, в которых делается акцент на эмоциональный тон, а также на то, какие значимые фигуры детства встречаются в рассказе. В качестве показателя влияния отцов на развитие их детей используется определение благополучного и неблагополучного стиля родительского отношения (БСО и НСО). По результатам исследования, воспоминания о детстве отцов с БСО обычно приятны, включают положительное взаимодействие с многими членами семьи (отцом, матерью, сиблингами и др.) и сверстниками. В рассказах же отцов с НСО обычно преобладает отрицательный эмоциональный тон, неудачные и неприятные, краткосрочные и редкие контакты с родителями, редко фигурируют другие значимые лица и от рассказов, в целом, остается ощущение существенно меньшей социальной активности.
В исследовании О.М. Любимовой изучается взаимосвязь детского опыта матери и типа ее родительского отношения к собственному ребенку (Любимова О.М., 2007). Автор уделяет особое внимание сравнению двух групп матерей – с типом родительского отношения (РО) к своему ребенку «симбиоз» и с типом РО «кооперация», т.к. эти два типа традиционно считаются наиболее рознящимися. Автор отмечает, что рассказы о детстве матерей с типом РО «симбиоз» характеризуются идиллическим описанием своих отношений с родителями, в них фигурируют такие особенности детского опыта респонденток, как желание все время проводить в компании родителей, отсутствие физических наказаний. В то же время, имело место определенное противоречие – словесно родители поощряли автономию детей, но впоследствии накладывали запреты на те формы поведения и мнения детей, которые перечили их собственным ценностям. Отношения между своими родителями респондентки описывают как неоднозначные. Что касается рассказов матерей с типом РО «кооперация», то у их рассказов обнаружились несколько иные особенности. Воспоминания о детстве носят только положительный эмоциональный окрас, но этой группе женщин оказалось тяжело вспомнить какие-то подробности детского опыта. К тому же, возраст, к которому относятся первые воспоминания, существенно возрос по сравнению с первой группой участниц исследования. Женщины, попавшие во вторую группу, больше стремились проводить время со своими сверстниками, нежели с родителями. Фигуры родителей были для них значимыми, но в их жизнях присутствовали и другие важные фигуры – например, учителя и тренеры.
Таким образом, матерей с типом РО «симбиоз», по видимому, воспроизводили со своими детьми ту же модель детско-родительских отношений, которую они почерпнули из собственного детского опыта. Матери же, тип РО которых был «кооперация», вероятно, могли более критично относиться к своему детскому опыту и старались сотрудничать с собственными детьми, исправляя то, что не устраивало их в собственном детском опыте.
Результаты данного исследования весьма любопытны с точки зрения изучения воспроизведения детского опыта матерей в их собственном родительском поведении, однако, не стоит рассматривать их как единственно возможный тип взаимодействия этих двух показателей, так как объем выборки исследования оказался достаточно скромным – 14 человек в группе с РО «симбиоз» и 16 человек в группе РО «кооперация». Помимо этого, все изложенные различия имеют лишь описательный характер и не подкреплены каким-либо числовым подтверждением.
Приведенные выше исследования демонстрируют, в основном, взаимосвязь раннего опыта родителей и их отношения, установок по отношению к собственным детям и собственной позиции родителя. Однако, нам хотелось бы зайти дальше и увидеть взаимосвязь отношения родителя к своему детству не с его же отношением к ребенку, а непосредственно с психологическими особенностями детей. Исследование, которое отчасти послужило основанием нашей гипотезы относительно наличия и особенностей этой взаимосвязи проводит К. Болджер (Bolger, K., Patterson, C.,Kupersmidt, J., 1998). Авторами изучалась связь самооценки детей с разными типами плохого отношения со стороны их родителей. Самооценка детей оказалась статистически значимо ниже в случаях сексуального насилия над детьми и в ситуациях раннего начала отвергающего отношения к ребенку. Также у детей, к которым применялось физическое насилие и которые при этом часто становились жертвой отвергающего отношения родителей, самооценка оказалась значимо ниже. Помимо этого, авторы учли такой фактор, как наличие дружественных взаимоотношений у участвовавших в исследовании детей с их сверстниками. Они предположили, что у детей, подвергавшихся плохому обращению со стороны родителей, самооценка окажется значимо выше, если им при этом удастся найти друзей-ровесников. Результаты их исследования показали, что, действительно, при наличии дружественных отношений хорошего качества (согласно оценке самих детей), самооценка детей со временем значительно возрастает, причем этот эффект более выражен у детей, которые часто становились жертвами плохого отношения, чем у тех, кто ему не подвергался.
Подводя итоги, следует отметить, что механизмы влияния детского опыта человека на его жизнедеятельность описывались в психоаналитических работах практически с самого возникновения психоанализа. Такая специфическая область, как взаимосвязь раннего опыта родителей и образа из взаимодействия с их собственными детьми также не осталась без внимания, и существует достаточно большое количество работ, подтверждающих наличие этой взаимосвязи. Что же касается взаимосвязи воспоминаний родителя о детстве и сформировавшихся психологических особенностей его ребенка, то данных, достаточно ясно подтверждающих эту взаимосвязь и ее специфику нам обнаружить не удалось. Зато имеется достаточно большое количество исследований, посвященных изучению взаимосвязи между родительским отношением и стилями воспитания и определенными психологическими характеристиками личности детей. Это позволяет нам предположить, что поведение родителя играет рол посредника между установками и ценностями, берущими начало в его детстве, и формированием личности ребенка. В таком случае, можно попробовать проследить взаимосвязь особенностей детей с более глубокими образованиями личности их родителей, и особенно матерей, так как традиционно именно они берут на себя функции заботы о детях и их воспитания.
1.3 Психологические особенности детей
В нашей работе перед нами стоит задача не только определить понятие родительской позиции и рассмотреть комплекс характеристик, которые в него входят, но и проследить взаимосвязи этой позиции с определенными особенностями детей. Кажется вполне вероятным, что родительская позиция, затрагивая различные сферы личности родителя и его отношений с ребенком, путем смыслового наполнения определенных взаимодействий в паре родитель-ребенок скажется формировании личности ребенка. Поэтому, чтобы зафиксировать эту связь, мы выбрали определенные психологические особенности ребенка, на которых, по нашему мнению, можно наиболее отчетливо проследить эти взаимосвязи – самооценка, эмоциональный интеллект и тревожность, а также адаптивность психологического функционирования.
В предыдущем разделе в одном из исследований уже рассказывалось о значимости детско-родительских отношений в формировании самооценки ребенка (Bolger, K., Patterson, C.,Kupersmidt, J., 1998), была объяснена и роль адаптивного психологического функционирования во всей системе семейных отношений и других социальных контактов человека.
Что касается эмоционального интеллекта, то есть множество свидетельств того, что его формирование и развитие у ребенка оказывается достаточно сильно связанным с особенностями его родителя и их отношений. Так, в исследовании А. Элегра обнаружилась взаимосвязь между видами и временем совместной активности матери и ребенка и развитостью различных черт эмоционального интеллекта последнего (Alegre, A., 2012). В работе тайских исследователей Сунг-Джай Ли и П. Таммавиджайя изучалась взаимосвязь родительских стилей и эмоционального интеллекта детей (Sung-Jae Lee, Li Li & Thammawijaya P, 2013). Они выяснили, что заботливый стиль родительства коррелирует с более высоким эмоциональным интеллектом детей, при этом чрезмерная забота, напротив, связана с более низкими показателями. Подобные результаты получили и испанская исследователь А. Рамирес-Лукас с командой, в работе которых также демонстрируется связь развитого эмоционального интеллекта ребенка и демократического родительского стиля (Ramirez-Lucas A., Ferrando, M., Gomez, M.S., 2015).
Наконец, взаимосвязь родительских характеристик и тревожности ребенка является достаточно часто обсуждаемой темой в научном сообществе. Многие положения теории привязанности затрагивают аспекты, связанные с проявлением тревожности детей и возможными причинами этой тревожности, проистекающей от их отношений и взаимодействия с родителями. Помимо этого, в мета-аналитическом исследовании К. Ван Дер Брюгген и ее коллег были объединены результаты семнадцати исследований, изучавших взаимосвязь детской тревожности и контроля со стороны родителей (Van Der Bruggen C. O. , Stams G. J., Bögels S.M., 2008). Оказалось, что совместный анализ данных всех этих исследований указывает на наличие достаточно сильной и значимой связи между высокой тревожностью детей и высоким уровнем контроля со стороны родителей.
1.4 Основные выводы из обзора литературы по теме исследования
1. Понятие «родительская позиция» не имеет четкого общепризнанного значения в отечественной литературе. В англоязычной литературе данное понятие не используется, в схожих темах часто фигурирует термин «parental attitude» («родительская установка» или «родительское отношение»).
2. Достаточно точное, на наш взгляд, определение термина «родительская позиция» приводит С.С. Жигалин: «Родительская позиция – это система отношений родителя (отца, матери) к родительству, себе как родителю, родительской роли, ребенку и воспитательной практике, которая влияет на характер воспитательной практики семьи» (Жигалин С.С., 2004, с.6)
3. Понимая под родительской позицией интегративный фактор, сочетающий в себе сознательные и неосознанные установки, мнения и отношения к родительству в целом, родительству в собственной семье и к себе, как к родителю, в частности, мы будем исследовать родительскую позицию матери через родительские установки (как когнитивная составляющая) и ее отношение к собственному детскому опыту (как фактор, влияющий на общее восприятие родительства).
4. Влияние раннего опыта на формирование личности человека, его отношений с миром и окружающими людьми и, в частности, на формирование различных родительских характеристик и отношений с собственными детьми, было неоднократно продемонстрировано в психоаналитической литературе. Взаимосвязь раннего опыта родителя и психологических особенностей его ребенка остается мало изученной.
5. Важно учесть общую психологическую адаптивность родителя как фактор, одновременно обусловливающий и отражающий характер всех социальных связей человека, в том числе и семейных.
6. Проследить взаимосвязь родительских позиции матерей и формирования личности их детей можно путем оценки определенных психологических особенностей детей.
7. Есть определенные сведения, говорящие в пользу существования взаимосвязи детско-родительских отношений и самооценки детей.
8. Многие исследования подтверждают наличие связи между различными особенностями взаимодействия родителя и ребенка и формированием эмоционального интеллекта ребенка.
9. Уровень тревожности ребенка также зачастую коррелирует с качеством его отношений и взаимодействий с родителем.
10. Таким образом, в нашем исследовании будет проведено изучение взаимосвязей между родительскими установками матерей, их отношением к своему детскому опыту, уровнем общей психологической адаптивности и психологическими особенностями их детей – самооценкой, эмоциональным интеллектом, тревожностью и уровнем психологической адаптивности.
|
