В. А. Скачилов (ответственный редактор) И. М. Гвоздикова М. Г. Рахимкулов В. В. Сидоров с 68 сохраним выцветшие строки / сост. В. А. Скачилов. Уфа: Башкирское кн изд-во, 1988. 216 с, ил
Скачать 3.01 Mb.
|
Т. Романкевич ДОКТОР ВЕРА Прекрасные образцы работы показывает Байкинская больница Караидельского. района (зав. больницей Лисицкая)... Из отчета Наркомздрава Башкирскому обкому ВКП(б) 1 Врач Вера Павловна Лисицкая многие годы самоотверженно работала в отдаленном районе Башкирии. Беззаветным служением людям она как бы продолжила прекрасную традицию старых земских врачей, добавив к ней новейшие знания медицины, смелость и убежденность врача-коммуниста. В марте 1914 года на Шайтановском лесном кордоне Мензелинского уезда в семье ученого лесовода Лисицкого родилась дочь Вера. Мать Веры, Анна Николаевна, сельская учительница, в те годы не работала, поскольку лесной кордон был далеко от деревень. Все свободное от домашних дел время отдавала детям, рано научила их читать, разбираться в травах, цветах, привила любовь к книгам. Любимый поэт Анны Николаевны Тарас Шевченко навсегда остался любимым и для Веры. Отец рассказывал им о тайнах леса, тоже много времени уделял детям, а Веру в пять лет уже сажал в седло, ведя лошадь на поводу. В шесть лет Вера Лисицкая начала учиться в школе в селе Бакалы. Когда ей исполнилось десять, во время родов умерла мать, оставив крошечную Наденьку. С этого времени старшая сестра всегда помнила, что малышка нуждается в ее опеке. В 1931 году Вера Лисицкая закончила школу с педагогическим уклоном и начала учительствовать в Дюртюлинском, а затем в Давлекановском районе. Но работа не удовлетворяла ее, хотелось учиться дальше. Тяжело заболел отец, его нельзя было оставить с маленькой сестрой. Чтобы помочь семье, быть рядом, Вере приходилось браться за любую работу. Болезнь отца, частые посещения больниц подсказали девушке, в чем больше всего нуждаются люди, — ей неудержимо захотелось самой стать врачом. В 1935 году с больным отцом Вера приехала в Уфу. И в первый же свободный день пошла в Башкирский медицинский институт. Когда она стояла у его дверей в нерешительности, к ней подошел доцент. Узнав о ее колебаниях, что-то записал и сказал: «Подавай документы. А я возьму тебя работать к себе на кафедру лаборантом». Так все и решилось. Пять лет работала Вера Лисицкая на кафедре оперативной хирургии, летом, во время практики, подрабатывала дежурствами в больницах. Училась на одни пятерки, получала повышенную стипендию, и помощь семье была ощутимой.  В.П. Лисицкая 1 июля 1940 года на выпускном вечере Вера Лисицкая получила диплом с отличием. Было радостно, тревожно и в то же время до слез грустно — несколько месяцев не дожил отец до этого дня. Но рядом были друзья, муж — Эммануил Поляк. Они вместе учились, вместе работали на практике, всей компанией ездили на лодках вверх по Белой с ночевкой, бродили с бредешком у тенистого берега, варили уху, ночью сидели у костра, пели, говорили, спорили. И никто не знал, что через год грянет страшная война, погибнут Эмма Поляк, Леня Серебров, Соломон Лодыженский и многие другие ее сокурсники. Веру Лисицкую направили участковым врачом в Караидельский район. Ее муж ушел служить в Красную Армию. Магинский леспромхоз расположен па гористом берегу реки Уфы. Жителей немного, но в Магинскую амбулаторию приходили за врачебной помощью и из соседних деревень. Нелегко было, Вера была единственным врачом на участке, — все приходилось решать самой. Приходилось и зубы удалять, и флегмоны вскрывать, и роды принимать, и, разумеется, объезжать свой участок, проверять фельдшерские пункты, принимать больных. И даже после рождения сына ни о каком декретном отпуске и речи быть не могло. Началась война. Врачи-мужчины ушли на фронт. В январе 1942 года В.П. Лисицкую перевели заведующей Байкинской больницей, назначили районным хирургом. Старая земская больница у края дороги, во дворе небольшие деревянные корпуса родильного и инфекционного отделений, жилые дома для персонала, хозяйственные постройки. За больницей высоко в гору взбегает березняк, за ним на многие километры — сосновый лес. Село Байки — большое, старинное, в стороне от большака. Больных много, с самыми различными заболеваниями. В любую погоду, днем и ночью, верхом, в тарантасе, пешком шла врач Лисицкая к людям, к их беде, лечила, советовала. В каждом доме ждали весточку с фронта, тревожились за судьбу близких. Вместе с ними погрустит и Вера Павловна, подбодрит, успокоит. Всегда собранна, подтянута, спокойна. И мало кто знал, что у нее самой в первые дни войны погиб на фронте муж. Вера Павловна всегда крайне серьезно готовилась к любой операции, просматривала конспекты лекций, учебники, сама проверяла, весь ли необходимый инструментарий подготовлен, достаточно ли стерильного материала. Я была у нее на практике студенткой третьего курса. Она заставляла меня выполнять все — от обязанностей санитарки и сестры до ассистирования при операциях. Говорила: «Нужно уметь все, тебе предстоит не только лечить больных, но и учить и контролировать персонал». И я бесконечно благодарна ей за эту науку. Операционный день начинался рано, в шесть часов утра. Весь персонал больницы как-то торжественно, даже благоговейно встречал своего хирурга. Тишина в маленькой операционной нарушалась лишь позвякиванием инструментов, тяжелым дыханием больного, спокойным голосом врача: «Потерпи еще немного, скоро закончим. Будешь здоров». Во время операции помощники Веры Павловны — операционная сестра, санитарка, палатные сестры — знали свое место, свое дело. Если экстренная операция шла поздно вечером или ночью и внезапно гас свет (для больничного движка не хватало горючего), никто не суетился, санитарка быстро зажигала приготовленные керосиновые лампы, вставала на табурет позади хирурга, освещая операционное поле, и работа продолжалась. Как часто ночью хлопала возле дома входная калитка и осторожный стук в дверь поднимал только что уснувшего врача! Срочный вызов: раздроблена рука у рабочего на лесозаготовках. Дежурная сестра уже готовит операционную, и через несколько минут умелые пальцы хирурга обрабатывают рану, накладывают швы. Операция закончена. Но тут привозят мальчика с ранением головы: отец выстрелил из дробовика и случайно попал в сына. Ребенок без сознания, лоб изрешечен дробью. Рану хирург закрывает стерильным бинтом, по телефону вызывает самолет из Уфы. В шесть утра ребенка отправляют к нейрохирургам и те заверяют, что опасность миновала. А это уже радость. Отдыхать некогда. У ворот стоит оседланная рыжая кобылка Венера, навьючены санитарные сумки, и доктор Вера, отдав последние распоряжения своим заместителям, едет по дальним селениям района. В соседних районах — Аскинском, Байкибашевском — не стало хирургов: ушли на фронт. Лисицкая установила в этих больницах операционные дни. Операции идут по 12 — 14 часов подряд, почти без перерыва. А вечером, усталая, садится врач в тарантас, лошадь сама бежит по знакомой дороге, мысли — о больных, о деле, приближающейся зиме да маленьком сынишке Жене, которого и видеть-то приходится чаще всего уже спящим. Тяжелое было время. Все лучшее отправляли на фронт. С помощью сотрудников Лисицкая организовала подсобное хозяйство, круглый год снабжали больных молоком, мясом, овощами. Заведующая больницей вместе с сестрами и санитарками жала серпом, косила, копала картошку, пилила дрова для больницы. Только работать приходилось в перчатках — нужно было беречь руки, руки хирурга. Спустя многие годы я с волнением вчитывалась в строки выступления наркома Башкирской АССР С.З. Лукманова в 1944 году на съезде врачей: «Заведующая Байкинским сельским врачебным участком тов. Лисицкая. Она проводит планово противоэпидемические мероприятия и таким образом не допускает на участке инфекционных заболеваний. Ее маленькая больница обеспечивает квалифицированной медицинской помощью не только население этого участка, но и других участков района. Тов. Лисицкая знает сельское население. Она после работы (за счет личного времени) выезжает обслуживать, консультировать медицинские пункты. За 1943 год ею сделано 45 подобных выездов. Тов. Лисицкая постоянно занимается повышением своей квалификации, приезжая в хирургическую и гинекологическую клиники, заполняя тот пробел, который чувствует во время работы. Она не только врач, она и организатор, общественник и хозяин участка. Имеет хорошее прибольничное хозяйство — 25 га посева, 9 рабочих лошадей, 5 коров, 15 овец, свиней и др. Больница на 70% обеспечивает стационарных больных продуктами с подсобного хозяйства». Приезжали с шефской помощью профессора из Уфы, делали вместе с Лисицкой операции, консультировали тяжелых больных, учили, находили новые решения. Всегда привозили с собой новинки медицинской литературы, журналы, помогали осваивать новые методы лечения. Профессора А.А. Полянцев, А.М. Агаронов, В.М. Романкевич и другие гордились своей ученицей. Поступали в Байкинскую больницу и раненые из госпиталей па долечивание. И здесь врач Лисицкая была на высоте, умела применить на практике новое, помогала их скорейшему выздоровлению. Помню, всю ночь провела она у постели раненого с развившейся эмпиемой (нагноением) легкого, следила за пульсом и дыханием, вводила внутривенно лекарства, в критический момент не доверяя даже опытным сестрам. Только под утро, когда спала температура, улучшился пульс больного, Вера Павловна прикорнула на полчасика на кушетке, а в восемь утра, в отглаженном белом халате, бодрая, только побледневшая и осунувшаяся, она уже делала утренний обход, осматривая больных, давала назначения. Кончилась война. В трудовой биографии врача В.П. Лисицкой происходят перемены. В феврале 1948 года она была назначена заведующей Караидельским райздравотделом, одновременно и районным хирургом. Много сил, умения, энергии вложила доктор в дело организации здравоохранения одного из дальних районов республики, неоднократно избиралась депутатом районного Совета, была председателем врачебно-трудовой комиссии, активно занималась общественной работой. Двенадцать нелегких военных и первых послевоенных лет Караидельский район был ее домом. До сих пор хорошим, добрым словом вспоминают люди доктора Веру. Вот что пишут о ней ее бывшие пациенты: «У моего брата Виктора, — пишет колхозница Шерстобитова из Караиделя, — что-то случилось с ногой, когда он был еще школьником. Я встретила Веру Павловну на улице, рассказала о своем горе. Она выслушала меня и попросила, чтобы я привела его в больницу. Только подходим с ним — Вера Павловна уже верхом на лошади. Прямо в коридоре больницы осмотрела брата, так как спешила на срочную операцию в другой район, дала направление в больницу. После возвращения с операции зашла в палату к брату, наложила гипс на ногу. Потом побывала в школе, договорилась с учителями, чтобы они сообщали пройденный материал своему ученику, привезла учебники. Когда брат поправился и его выписали, она еще долго навещала его дома. Нет слов, чтобы описать все ее достоинства. Как только она находила время, чтобы так обогревать людей». А вот еще строки письма: «Если бы не доктор Вера, я бы не ходил по земле так, как хожу сейчас. Я уж давно забыл, что у меня когда-то была очень серьезная травма. Осталась только добрая память о враче. Я вырезал из газеты ее портрет и поместил в семейный альбом». Таких писем-воспоминаний много. В сентябре 1952 года Вера Павловна Лисицкая была переведена в г. Октябрьский Башкирской АССР, где работала заведующей хирургическим отделением около десяти лет. И здесь она неизменно пользовалась огромным авторитетом и уважением. По стопам матери пошел и сын Евгений — он тоже стал врачом. Вера Павловна Лисицкая прожила 48 лет. Но эта недолгая жизнь рядового врача была насыщена повседневным подвигом, полностью отдана людям во имя их счастья и здоровья. В. Кузьмина ШТУРМАН АЛЬБАНОВ 28 июля (по старому стилю) 1912 года из Петербурга вышла в плавание трехмачтовая парусно-паровая шхуна «Святая Анна». На капитанском мостике — двадцативосьмилетний лейтенант морского флота Георгий Львович Брусилов — глава экспедиции. Обязанности штурмана выполнял Валериан Иванович Альбанов. Смелую, заманчивую цель поставил перед участниками экспедиции ее руководитель, потомственный моряк: впервые под флагом России пройти из Атлантического в Тихий океан вдоль северного побережья Сибири. В октябре 1912 года шхуна «Святая Анна» была затерта льдами в Карском море и прижата к Ямалу на широте 71°45'. «Святая Анна» попала в ледовый дрейф. Она дрейфовала в генеральном направлении на север, и через год ее вынесло в Арктический бассейн. За 82° дрейф стал западным — севернее Земли Франца-Иосифа. Вырваться из ледового плена в январе 1914 года надежды не осталось. Люди стали раздражительными, вспыльчивыми, потеряли доверие друг к другу. Крайне натянутые отношения сложились между капитаном Брусиловым и штурманом Альбановым. В этих условиях после второй зимовки в дрейфующих льдах штурман Альбанов принял решение идти но льдам пешком на юг, к Земле Франца-Иосифа. Он подает рапорт Г.Л. Брусилову с просьбой освободить его от занимаемой должности штурмана и отпустить с корабля. Оба понимали, что поход по коварному льду океана равносилен смерти, но другого выхода из сложившейся ситуации не было. И Брусилов не стал задерживать смельчака. Альбанов начинает активно готовиться к походу, проявляя при этом деловую настойчивость. К нему присоединились еще тринадцать матросов, не пожелавших остаться на третью зиму.  В.И. Альбанов К возвращению на землю группа Альбанова готовится с 10 января 1914 года: обдумывает детали похода, строит семь каяков, семь парт, шьет и исправляет одежду, готовит провизию. Выполнять эту работу было нелегко: не было материалов, инструментов. Многое приходилось изготовлять самим: делали медные заклепки, изготавливали из бечевки сетку для оплетки острога каяков, некоторые инструменты. Работали на холоде, в трюме, при свете жировых светильников. Но люди готовились к походу домой, и работа шла быстро. Альбанов предвидел сложность предстоящего пути. Он заставлял все делать добротно, надежно, используя имеющиеся, ненужные уже судну материалы. До ближайшего острова по прямой было 120 километров, и он намеревался пройти это расстояние максимум за месяц. Перед походом он тщательно всматривался в предстоящую дорогу: кругом лежал глубокий снег, бесконечные торосы. На судне не было нужных карт. Ни Брусилов, ни Альбанов не «шли точного расположения «Святой Анны». Альбанов сам делает карту, пользуясь сеткой Нансена. Из крат кого описания путешествия Нансена, случайно оказавшегося на судне Валериан Иванович переписывает в записную книжку все, что могло бы ему пригодиться в пути. С тревогой следил он за теми, кто изъявил желание идти с ним по бескрайним полярным полям, где «господствует страшное уединение, нарушаемое лишь глухим ворчаньем белого медведя да ревом пурги». Он не мог не сомневаться в выносливости этих людей, поскольку здоровье многих было подорвано прошедшими зимовками. Однако выбора не было: с ним уходили те, кто хотел. 10 апреля 1914 года группа Альбанова па семи санях с прикрепленными к ним лодками-каяками на широте 82о 55' выступила в поход. Через несколько дней три матроса вернулись на судно. В походе осталось одиннадцать человек, на "Святой Анне" — тринадцать. Дорога с каждым днем ухудшалась: торосы становились все крупнее, снег — глубже, рыхлее, узкими полозьями нарты уходили в снег по самые нащепы, оседая в сугробах. Дорогу прокладывали топорами и гарпунами. Нарты тащили по шесть-семь человек. Предполагали проходить по десять верст в сутки, но удавалось лишь четыре-шесть, иногда и того меньше. При такой скорости продвижения дрейф льдов уносил их на север. Быстрее идти не удавалось: большие поля с крепким слоем снега попадались редко, большие полыньи (а они встречались часто) приходилось обходить. На все уходило время. С каждым днем люди уставали все больше и больше. Почти каждый день приходилось заниматься починкой нарт. К 14 мая они отошли от судна всего лишь верст на сто за месяц хода... Не всегда светило солнце, невозможно было точно определить место нахождения. Однажды солнца не было целых двадцать дней и было не ясно, куда же их несет. Не было у них компаса, искусственного горизонта, хороших нарт, собак. «Мало ли чего у меня нет!» — с горечью пишет Альбанов в дневнике. Идти надо, как бы тяжело ни было. И, налегая на лямки, хоть медленно, но группа шла вперед. Не было у людей и солнцезащитных очков. Вскоре нестерпимо разболелись глаза, и тяжелый путь становился, еще мучительнее. Валериан Иванович так описывает свое состояние в то время: «Исчезает всякая мысль... Теряешь всякое представление о времени и месте... Начинаются галлюцинации. А идти нужно, призрак голодной смерти подгоняет...» Продукты приходилось экономить, не всегда было топливо, чтобы согреться, сварить пищу. Лед не заменял питьевую воду, ужин часто состоял из сухарей и ложки масла. Иногда удавалось убить медведя — ели сырое мясо. На топливо сжигали все, вплоть до запасных весел и последней пары белья. Волею судьбы В.И. Альбанову выпала роль вожака не подготовленных к арктическому походу людей. Они были непрошеными гостями, и каждому из них Арктика предъявляла свои суровые требования. На него же кроме физических нагрузок давила моральная ответственность за жизнь каждого. Среди них было мало энергичных, здоровых помощников. Ему самому приходилось заботиться о пище и топливе, выбирать дорогу. Он подбадривал людей, как мог, и удивлялся, что эта забота никого из его спутников не согревает и им все равно, дойдут они или нет. Целеустремленный, требовательный к себе, Альбанов требователен и к окружающим. Он понимает, что спасение зависит только от них самих. Но «было ненормальное отупение перед лицом смерти, которая у всех нас стояла за плечами», — пишет он в своем дневнике. В экстремальных условиях Севера не заболеть цингой люди не могли. Из лекарств было лишь немного хины. Альбанов где-то читал, что при этом заболевании нужно двигаться. И посылает больных в разведку, заставляет их ходить, говорит, что больной преувеличивает боль в ногах, не желая лишний раз шевелиться, и невольно становится союзником начинающейся болезни. В то время ему было 32 года. Тяжело идти было всем. Многие хотели бросить вещи, каяки, идти на лыжах. Он терпеливо разъяснял людям, что это преждевременно, постоянно торопил их, убеждая двигаться быстрее, пока погода этому способствует, заставлял идти и ночью. За два с половиной месяца группа отошла от «Святой Анны» лишь на 300 миль. Пришли на остров. Альбанов поднимает и торопит людей — не хочет упустить благоприятное время для плавания, рассуждая так: «Если хочешь жить, то борись за эту жизнь, пока имеешь силы и желание...» Знание повадок Севера пригодилось ему в походе. Находчивость проявлялась в самые трудные минуты, дальновидность — постоянно. Угнетала его не трудность пути, а дни вынужденного безделья, когда идти было совершенно невозможно. Многодневный поход, сложный и дерзкий, не мог быть без жертв. Лицом к лицу с безжалостной стихией, в смертельной схватке с ней отряд таял. Чем ближе к призрачной земле, тем меньше оставалось людей. Из одиннадцати человек дошли до острова только двое — штурман Альбанов и матрос Конрад, однако вскоре Альбанов ослабел и слег в госпиталь. При расставании с Брусиловым Альбанову были вручены выписки из судового журнала, таблицы метеорологических наблюдений и морских глубин. Альбанов понимал значение этих наблюдений для науки, пусть небольших по объему, но сделанных там, где до них не было никого. Альбанов сохранил их и доставил на Землю, передал в гидрографическое общество. Оставшиеся на судне пропали бесследно... Подвиг отважных мореплавателей вошел во все общие и специальные географические энциклопедии, их именами названы различные географические объекты в Советской Арктике. Но в последнее время все чаще появляются новые публикации о полярной экспедиции под руководством лейтенанта Г.Л. Брусилова на шхуне «Святая Анна». Книга-дневник самого В.И. Альбанова «Затерянные во льдах» с предисловием и комментариями писателя Михаила Чванова вышла в Башкирском книжном издательстве в 1978 году, вслед за ней — в 1981 году — появилась книга М. Чванова «Загадка штурмана Альбанова», изданная в Москве издательством «Мысль». Последовавшие журнальные и газетные публикации вновь взволновали всех, кто следит за попытками разгадать тайну этой трагической экспедиции. Почему же книга В.И. Альбанова издается в Уфе и книга о нем пишется уфимским писателем? В свое время толчком к поискам Михаила Чванова послужило сообщение известного полярного исследователя, участника экспедиции Г.Я. Седова к Северному полюсу, профессора В.Ю. Визе в книге «Летопись Севера», вышедшей в 1949 году в издательстве Главсевморпути. Речь шла о том, что родился В.И. Альбанов в Воронеже, «после смерти отца, которого Альбанов лишился с раннего детства, мальчика отдали на воспитание его дяде, живущему в Уфе и занимающему там должность инспектора народных школ». По сути дела, это сообщение — единственный источник немногих биографических данных о В.И. Альбанове, которыми мы до последнего времени располагали. В результате поиска Михаилу Чванову удалось найти в Центральном государственном архиве БАССР некоторые материалы, касающиеся Альбанова, в частности, его гимназические документы и документы его дяди Алексея Петровича Альбанова. Писатель установил истинную дату рождения полярного исследователя: 26 мая (по старому стилю) 1882 года, в то время как В.Ю. Визе называл датой рождения 1881 год. У нас немало однофамильцев Альбанова, и этот факт все чаще наводил меня на мысль, что легендарный полярный штурман имел к нашему краю непосредственное отношение. Тем более, что недавно Михаилу Чванову удалось установить, что отец В.И. Альбанова был ветеринарным врачом 5-го Оренбургского казачьего полка, который в восьмидесятые годы прошлого столетия был расквартирован в Уфе. И начинается самостоятельный поиск. В фондах Музея Арктики и Антарктики в Ленинграде хранятся две фотографии: Альбанова — гимназиста, сделанная в Оренбурге, и Альбанова с сестрой — снимок сделан в Воронеже. Я долго беседовала с главным хранителем музея И.Е. Ильичевым, посмотрела имеющиеся в фондах другие материалы, но ответа на вопрос, кто передал эти фотографии музею, не нашла. В делах Центрального государственного архива Татарской АССР встречаю ряд документов, из которых узнаю, что Алексей Петрович Альбанов родился 7 февраля 1852 года в семье священника Троицкой церкви Астраханской епархии Петра Карповича Альбанова. Закончив Камышинское духовное училище, поступил в сентябре 1866 года в духовную Саратовскую семинарию, затем с августа 1868 года обучался «при способностях очень хороших, прилежании очень хорошем, поведении отлично хорошем» в Астраханской семинарии. Состоял на казенном содержании с 15 октября 1871 года по 15 июня 1873 года. После испытаний в июне 1873 года причислен к первому разряду воспитанников 6-го класса этой семинарии, удостоен звания «студент», и 24 июня 1873 года ему выдан аттестат о ее окончании. Здесь же находится его прошение на имя ректора Казанской духовной академии о допуске к поверочным испытаниям для поступления в число студентов. Алексей Петрович хорошо сдает вступительные экзамены, набирает 21 балл и зачисляется в состав 1 курса Казанской духовной академии, по окончании которой в 1877 году он «приобрел право на занятие... преподавательской должности в семинарии» и, получив назначение, уезжает в Уфу. В Центральном государственном архиве Башкирской АССР просматриваю дела, касающиеся инспектора народных училищ Уфимской губернии Алексея Петровича Альбанова: отчеты, переписку, распоряжения. Многие отчеты вызывали неудовольствие земства, так как в них отмечалось неудовлетворительное состояние некоторых сторон жизни земских училищ, например, в отношении помещений, состояния библиотек, а равно и малочисленности училищ для инородческого населения Бирского уезда. Алексей Петрович много работает как инспектор уездов, нередко ему поручали и заведовать канцелярией директора народных училищ Уфимской губернии. Обращаю внимание на угловой штамп деловых бумаг Алексея Петровича. Убеждаюсь, что все они составлены в г. Уфе. Вероятно, будучи инспектором народных училищ Бирского уезда и не имея собственного дома до 1895 года (об этом сказано в его «формулярном списке»), он снимал в Уфе квартиру. Но в 1895 году у него уже есть «дом, благоприобретенный, в котором дал приют и содержание престарелому отцу моему и сироте племяннице, обучающейся в Уфимской гимназии». Как установил М. Чванов, дом Алексея Петровича, в котором Валериан жил в 1891 — 1894 годы, находился на ул. Аксаковской. В ЦГА БАССР среди дел по Мариинской женской гимназии нахожу «Ведомость об успехах воспитанниц Уфимской гимназии на 1891/92 уч. год», где записано, что ученица 1-го класса Альбанова Людмила поступила первого ноября 1891 года. Еще находки: постановления педагогического совета о переводе Альбановой Людмилы из 1 во 2, затем в 3 и 4 классы, сведения о том, что она часто болела и потому пропускала уроки, а на каникулы рано уезжала из Уфы. Другой Альбановой в делах гимназии нет, значит, речь идет о том же лице. В конце 1895 года Людмила выбывает из числа учениц Уфимской гимназии, и 22 января 1896 года ей выдается свидетельство, из которого узнаю, что Людмила — дочь чиновника, родилась 18 апреля 1880 года, по данным Оренбургской гимназии, в 1-й класс Уфимской Мариинской женской гимназии поступила в октябре 1891 года. Расписка о получении документов написана А.П. Альбановым. Круг замкнулся. К этому времени Валериан, по прошению дяди, тоже покидает Уфимскую гимназию. Что-то произошло в семье Алексея Петровича Альбанова. Возможно, он не в состоянии был далее содержать племянницу с племянником, тем более, что требовал внимания престарелый отец и двое родившихся к этому времени сыновей. Видимо, материальное положение Алексея Петровича было затруднительным. В одном из циркуляров в Департамент народного просвещения признавалось, что «ныне получаемое жалованье этими должностными лицами безусловно недостаточно, жизнь слишком вздорожала не только за последние 25 лет, когда были установлены штаты этих должностей, но и за последние годы. Особенно вздорожали квартиры... У инспектора народных училищ есть расход, который должен быть особенно труден и чувствителен, именно расход на разъезды...». Не ответственность ли за воспитание Людмилы и Валериана и тяжелое материальное положение вынудили Алексея Петровича просить земство Бирского уезда разрешить ему жить в Уфе? С разрешения директора народных училищ Уфимской губернии И.И. Троицкого Алексей Петрович остается жить в Уфе, но вскоре все же назначается инспектором народных училищ Белебеевского уезда и уезжает из Уфы с семьей в сентябре 1898 года. Валериан в это время, по утверждению В.Ю. Визе, «успешно закончил Уфимскую гимназию, скрылся из. Уфы, приехал в Петербург и поступил там в мореходные классы». Теперь, когда пересмотрено очень много «дел», думаю, что на самом деле все обстояло несколько иначе... Начинал Валериан учиться в Оренбургской гимназии. Вот «табель об успехах, внимании, прилежании и поведении ученика приготовительного класса Альбанова Валериана на 1891/92 уч. год» по Оренбургской гимназии, где исключительно хорошие и отличные оценки. В графе «подпись родителей или опекунов» стоит подпись его матери: «Ан. Альбанова». Среди дел по Уфимской мужской гимназии встречаю документ, который содержит новые данные о Валериане Ивановиче. Это прошение его дяди: «Честь имею просить Вас принять в приготовительный класс вверенной Вам гимназии племянника моего, Валериана Альбанова, 9 лет, обучавшегося до 20 сентября в том же классе Оренбургской гимназии. При сем прилагаются следующие документы: метрическое свидетельство о рождении, медицинская справка о прививке оспы, формулярный список его отца, квитанция об уплате денег за право обучаться во 2-й половине 1891 года...». Прошение подано 31 октября 1891 года. В начале учебного года, как видим, от платы за обучение Валериана не освободили, значит к этому времени он еще не осиротел. Видимо, отец, служивший в Оренбургском войске, до поступления детей в гимназию был в семье. Именно в сентябре 1891 года с ним что-то произошло: возможно, заболел, находясь в войске (в тех краях, где стоял полк, свирепствовал тиф), или был в длительном походе (войско принимало участие во всех войнах, которые вело русское правительство). Это и заставило мать через 20 дней учебного года перевести детей в Уфимские гимназии и отдать их на воспитание дяде. О том, что дети — сироты, Алексей напишет в 1894 году... А в Оренбургскую гимназию по распоряжению Министра просвещения допускались только дети, «которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в представлении им необходимых для учебных заведений удобств...». От лиц, поместивших своих детей в гимназию, требовалось указывать: получаемое на службе жалование или капитал, число занимаемых комнат и количество прислуг, в состоянии ли проситель внести плату за обучение, как и под чьим непосредственным наблюдением и ответственностью предполагается вести его обучение... Видимо, таким лицом при отсутствии в семье отца мог стать только дядя, Алексей Петрович, живущий в Уфе. Уфимскую гимназию Валериан не закончил, выбывает из нее в 1895 году. В.А. Троицкий, ведущий поиск новых фактов биографии В.И. Альбанова, установил, что он закончил 4-классное городское училище. Пока не ясно, в каком городе он его закончил. С 15 октября 1900 года начинает посещать мореходные классы С.-Петербургского речного яхтклуба. В апреле 1904 года В.И. Альбанов сдает экзамены на звание штурмана дальнего плавания и начинает плавать на различных судах. Разыскать бы документы, перечисленные в прошении дяди, но все они взяты Валерианом под расписку, когда он выбыл из гимназии, и только метрическое свидетельство является убедительным доказательством места и даты рождения. В ЦГА БАССР заказываю метрические книги церквей г. Уфы на 1880, 1881, 1882, 1891 и 1894 годы. В первую очередь просматриваю книги 1882 года. Заметила, что среди родившихся в январе — сын сотника Оренбургского казачьего войска Носкова, в марте — сын командира 2-й сотни 5-го Оренбургского казачьего полка есаула Попова. Это уже существенные находки, если вспомнить, что отец Валериана Ивановича был ветеринарным врачом того же полка. На крещение сына Попова были приглашены командир 5-го Оренбургского полка полковник Б.А. Мореншельд и жена... ветеринарного врача 5-го казачьего полка Анастасия Стефановна Альбанова. Значит, мать В.И. Альбанова в марте 1882 года жила в Уфе! Терпеливо просматриваю записи других церквей и нахожу: «Метрическая книга данных — из Уфимской Духовной Консистории Притчу Церкви Богоугодных заведений г. Уфы для записи родившихся на 1882 год». Часть первая — «О родившихся». В графах «счет родившегося» — 4, «месяц и день рождения» — 26 мая, «день крещения» — 30 мая, «имя родившегося» — Валериан. Родители: «ветеринарный врач № 5-й Оренбургского казачьего полка Иван Петров Альбанов и законная жена его Анастасия Стефановна, оба православные». При крещении присутствовали управляющий контролем при Св. Синоде тайный советник Иван Григорьевич Терсинский, дядя Алексей Петрович, в то время преподаватель Уфимской духовной семинарии, дед, священник Троицкой церкви Царевского уезда Астраханской епархии Петр Карпович Альбанов, и жена коллежского советника Евгения Слежановского — Александра Иванова. Этой старинной книге 102 года. Вновь просматриваю запись, которую искали исследователи жизни Валериана Альбанова более 60 лет, делаю фотокопии и искренне радуюсь находке: Валериан Альбанов родился 26 мая (7 июня по новому стилю) 1882 года в г. Уфе! Найденная метрическая запись о рождении Валериана дала повод к изучению метрических книг 1880 года. Разница в возрасте племянника и племянницы Алексея Петровича всего 2 года и 1 месяц. А может, и Людмила родилась в г. Уфе? В Метрической книге Уфимской духовной консистории в Градо-Уфимскую Скорбященскую церковь богоугодных заведений для записей родившихся и умерших на 1880 год нахожу, что Людмила — дочь ветеринарного врача 5 полка Оренбургского казачьего войска Ивана Петровича Альбанова. Мать ее — Анастасия Стефановна. Восприемником при крещении был Алексей Петрович Альбанов и жена умершего священника Астраханской епархии Александра Петровна Чумаевская. Эта запись в метрической книге дает ответ сразу па несколько вопросов: Людмила — родная и старшая сестра Валериана Ивановича — родилась 18 апреля (1 мая по новому стилю) 1880 года в г. Уфе. Изучение некоторых других документов показало, что отец и дядя Валериана Ивановича как сыновья многодетного священника могли обучаться бесплатно только в духовных училищах. Со всех учеников этих училищ, семинарий и духовных академий в то время брали подписки о том, что они будут служить только в духовном ведомстве. При уходе из него нужно было возвратить плату за обучение. Но не все могли возвратить эту плату и, желая получить образование, шли учиться в семинарию. Дядя Валериана, Алексей Петрович, изъявил желание поступить в Казанскую духовную академию именно на церковно-практическое отделение, уже тогда готовя себя к работе в народных школах. С 1877 по 1879 год он проработал преподавателем духовной семинарии и по «собственному желанию» ушел на должность инспектора народных училищ, где работал еще в течение 25 лет, отдавая все свои силы развитию просвещения в уездах Уфимской губернии. Отец Валериана после духовного училища, видимо, смог отказаться от церковного сана. Но таким не было пути в высшие школы, кроме ветеринарных, выпускавших специалистов для «грязной работы». И он стал ветеринарным врачом в казачьем полку. Иван Петрович Альбанов назначен на должность ветеринарного врача полка № 5 Оренбургского казачьего войска 2 мая 1878 года. В это время Оренбургское казачье войско входило в состав Оренбургской губернии. В военно-административном отношении войско разделялось на три военных отдела и два артиллерийских района: западный и восточный. Служебная деятельность строевых частей войска в это время обусловливалась, главным образом, требованиями гарнизонной службы. Городов, принадлежащих собственно ведомству Оренбургского казачьего войска, не существовало, но внутри войсковой территории были один губернский, четыре уездных и один безуездный города. Казачьи поселения имели свое станичное устройство. В станицах были начальные школы, по высших и средних учебных заведений в войске не существовало, вследствие чего молодые люди получали образование в гражданских учебных заведениях Оренбургского и Казанского военного округов. Оренбург находился в исключительно тяжелом положении: в 1879 году разорен пожаром, в 1880 — голодом. К этому времени здесь еще не были построены казарменные помещения для полков. С 1879 года штаб полка № 5 и две его сотни (№ 4, 5) стояли в Уфе. Казарменные здания, занимаемые разными воинскими управлениями, были построены на пожертвования дворянства бывшей Оренбургской губернии в 1833 году. Требовался капитальный ремонт. Земство же постановило ремонт не производить. Нижние чины и их семьи жили в казармах. С 1879 по 1884 год городской думой дается квартирное довольствие на наем квартир для командируемых по делам службы генералов, штаб-офицеров и чиновников, имеющих право на обывательские квартиры. Оренбургский губернатор 30 мая 1881 года писал: «...потребны в г. Оренбурге казарменные помещения для 5-го Оренбургского казачьего полка. В 1884 году полк выбыл из Уфы. Городские конюшни проданы купцу Косулину за 1000 руб.». Командовал полком войсковой старшина Борис Морепшельд, произведенный 17 октября 1879 года в подполковники. Полк часто был на марше: в Уральске, Самарской губернии, Ташкенте, Закавказье... В 1878 году в полку было три медицинских врача, один ветеринарный и шесть фельдшеров. Они составляли нестроевую часть войска. В 1879 году должности медицинских врачей занимали Попов, Высокинский и коллежский асессор Евгений Слежановский. Через три года Е. Слежановский — доктор медицины. Его жена, Александра Ивановна, и присутствовала при крещении Валериана Альбанова.  Дом, в котором жил В.И. Альбанов (1891 — 1894). Уфа, ул. Аксакова Служил Иван Петрович в этом полку до 1891 года, а 17 января 1891 года в полк № 5 ветеринарным врачом назначается надворный советник Околов. Что случилось в этот год (или несколько раньше) с отцом Валериана — пока неизвестно. Полк в 1889 — 1891 годах стоял под Ташкентом. В Ташкенте, Самарканде был тиф. В сентябре 1890 года от тифа в Самаркандском госпитале умер казак Иван Малехин. Ветеринарный фельдшер 4-й сотни Иван Чернов проболел около двух лет в Ташкентском военном госпитале. Возможно, и Иван Петрович болел длительное время, находясь на марше с полком, — поэтому с 1891 года дети воспитывались у дяди. Короткое время, когда детям было 5 — 6 лет, семья жила в Воронеже, затем в Оренбурге, станице близ Оренбурга и вновь в Уфе. «Город был тогда, — писал революционер-семидесятник С.Я. Елпатьевский, отбывавший в 1880 — 1884 годах ссылку в Уфе, — тихий, задумчивый, ласковый. Тянулись улицы, заросшие травой... А на улицах одноэтажные домики, реже двухэтажные, с садами и садиками, где пышно росли сирень, жасмины, георгины...» Здесь рос Валериан Альбанов, здесь развивались его силы и способности, формировался характер. Вероятно нередко он слушал рассказы отца и деда о Волге, воспоминания дяди о ее безбрежных просторах, которыми тот любовался, когда учился в Камышине и в Саратове, о Каспийском море, на котором бывал, обучаясь в Астрахани. Он прислушивался ко всему, и в мальчишечьей голове зрели мечты о путешествиях по просторам морей и океанов. Улицы Уфы круто спускались к реке, быстрой, извилистой, с многочисленными перекатами. Река Белая и пароходы (к тому времени они регулярно курсировали по ней) не могли не привлекать внимания энергичного мальчугана. В 17 лет он ушел в мореходные классы и всю свою жизнь проплавал по морям и океанам. Жизненная дорога, начавшаяся в Уфе, привела Валериана Альбанова к бессмертному подвигу. Отец Валериана с семьей жил, видимо, на квартире, на одной из тех улиц Уфы, что относилась к приходу церкви богоугодных заведений, так как Валериан крещен в этой церкви. А где находился дом дяди, Алексея Петровича, в семье которого Валериан воспитывался, — сохранился ли он? За 90 лет со времени описываемых событий Уфа очень изменилась. Раздумывая над тем, с чего начать поиск дома Алексея Петровича, я рассуждала так: дом приобретен им в 1892 — 1894 годах. Улицы Уфы тогда еще не были полностью застроены. Как свидетельствуют многие архивные источники, застройка бурно велась с 1895 по 1905 год. Не претерпели сильных изменений улицы старинной части сегодняшней Уфы до 50-х годов нынешнего века, и лишь в начале 60-х годов начинается снос старых домов на отдельных улицах. В делах Башкирского государственного архива по градостроительству сведений на отвод земли под строительство дома не встречаю. Нет таких сведений и в постановлениях городской Думы. Просматриваю «Список лиц, имеющих на основании Высочайше утвержденного 11 июня 1892 г. городского положения право участия в выборах городских гласных по г. Уфе и кандидатов к ним на 4-летие 1901 — 1904 гг.». Изучив «Список...», заметила, что в числе гласных на очередной срок по Уфе есть, кроме Алексея Петровича Альбанова, статского советника, еще ряд жителей с улицы Аксаковской. Смотрю графу, кто за каким номером значится по окладной книге. Записываю всех баллотировавшихся в гласные на 1901 — 1904 годы и живущих по ул. Аксаковской. В конце читаю разъяснение: в «Список...» внесены владельцы недвижимых имуществ, оцененных для взимания городского оценочного сбора на 1900 год не менее 1000 рублей. Обращаю внимание на то, что у А.П. Альбанова номер но окладной книге — 196, у Суходольской — 200, у Лебедевой — 206 и т. д. Значит, несмотря на то, что Алексей Петрович в 1898 году жил и работал в Белебее, дом в Уфе не был продан. И ежегодно за него он платил налог. «Список...» печатался как приложение в № 229 Уфимских губернских ведомостей за 1900 год, но в самих «Ведомостях» за этот год каких-либо дополнительных сведений не встретилось. В какой последовательности присваивался номер в окладной книге? Видимо, в книгу для учета сбора налогов записывали владельца дома, данные о доме по времени его постройки или приобретения. II я продолжила поиск. В 1903 году по Уфе вводится нумерация домов. В постановлении Думы пишется: «Начало улицы считать от реки, по правой стороне — четные номера, по левой — нечетные. Все постройки на одной усадьбе должны иметь один номер». Издан был «Список должностных лиц и адреса домовладельцев». За 1903 год Альбанова в числе домовладельцев уже нет: в то время он жил и работал в Белебее. Вновь обращаю внимание на фамилию Суходольская. По «Списку...» в гласные городской Думы окладной номер ее дома 200-й, здесь же, в «Списке должностных лиц и адресов домовладельцев», номер ее дома по ул. Аксаковской — 14. У Алексея Петровича Альбанова номер по окладной книге — 196. Разница по окладной книге всего в четырех номерах. Видимо, дом, где жил Алексей Петрович, построен раньше дома Суходольской (если рассуждать, что номера по окладной книге присваивались по времени постройки дома) и этот дом — № 6. И еще одно доказательство, что дом № 6 принадлежал Алексею Петровичу. Владельцами двухэтажного дома с флигелем по ул. Аксаковской с 1880 по 1922 год значились Образцовы: Евграф Иванович и Александра Ивановна. Флигель дома Образцовых, где раньше была их частная музыкальная школа, стал по порядку домов 12-м, двухэтажный дом — 14-м, дом Суходольской — 16-м. Такая нумерация сохранилась па улице и сейчас. Это подтверждают и наследники Е.И. Образцова, родившиеся и по сей день живущие в одной из комнат старинного двухэтажного дома. В делах Уфимской палаты Уголовного и Гражданского суда в журнале за 28 августа 1891 года встречаю запись о совершении купчей на дом в г. Уфе между дочерью надворного советника Александрой Круглополевой и дочерью коллежского асессора Сасипатрой Тверитиновой, а в журнале заседаний Уфимской палаты окружного суда за 20 октября 1892 года имеется запись о совершении купчей крепости на дом с местом в г. Уфе между дочерью коллежского асессора Сасипатрой Тверитиновой и инспектором народных училищ Бирского района статским советником Алексеем Альбановым. Здесь же приводится резолюция: «Купчую совершить, о чем послать объявление в Сенатскую типографию, Тверитиновой уведомить Уфимскую городскую управу». Значит, дом, купленный А.П. Альбановым, был домом Круглополевых. В «Памятной книжке Уфимской губернии за 1879 — 1883 гг.» (под редакцией И.А. Гурвича) приведены планы всех кварталов г. Уфы за эти годы с указанием владельцев усадеб в каждом квартале. Расположение дома Круглополевой указано в схеме квартала № 70. Он находился там, где четная сторона улицы Каретной (ныне ул. Аксакова) пересекалась с Ильинской (ныне ул. Фрунзе). Владельцы домов по улице Каретной в квартале: 1) Круглополева Анна; 2) наследники Суркова; 3) П. Кадомцева, А. Образцова. Итак, в доме № 6 по ул. Аксаковской жил Валериан Альбанов. Этот дом не снесен. Он стоит по правой четной стороне в начале улицы. Еще два года назад я заходила именно в этот дом: были кое-какие предпосылки думать, что именно этот дом — Альбапова. Долго разговаривала с восьмидесятилетней хозяйкой дома Зинаидой Васильевной Ильиной. Когда убедилась, что это именно тот дом, который я ищу, я вновь пришла туда. Старинный одноэтажный дом в пять окон с кружевным наличником, парадный вход с улицы Аксакова. Зинаида Васильевна здесь уже не жила. Разыскала ее. Узнала, что дом всегда был под номером 6. Перед этим домом был еще один — № 4, но он находился во дворе, ближе к ул. Фрунзе. Его снесли, когда строили общежитие для университета. В альбоме Зинаиды Васильевны разыскали фотографию дома, сделанную в 1959 году. В этом доме Валериан жил до 1895 года, возможно, был и позже, здесь играл со сверстниками, спускался по крутояру к реке. Отсюда ушел в первое путешествие на плотах по Белой. Видимо, с детства присутствовал в нем «дух странствий», не давая ему покоя. Трудно сказать точно, когда он покинул дом своего дяди. Дороги, которые он выбирал в детстве, вели в будущее. Дорога, которую он выбрал себе в безбрежных просторах Арктики, где господствует глубокое ледяное безмолвие, была дорогой надежды на встречу с родной землей, где проявились его мужество, сила воли и духа в борьбе с трудностями, выдержка и самообладание. С именем Альбанова многие из нас встречались и раньше. В повести В. Каверина рассказана история штурмана Климова. Дрейф «Святой Марии» совершенно точно повторяет дрейф брусиловской «Святой Анны». Дневник штурмана Климова, приведенный в романе, полностью основан на дневнике Альбанова — штурмана «Святой Анны». Подвиг Альбанова в том, что он доставил на родину судовой журнал «Святой Анны», на основе которого были получены данные о природе северной части Карского моря, ранее не обследованного района Арктики. Это сыграло важную роль в освоении Северного морского пути, который сегодня — регулярно действующая транспортная магистраль. И в этом доля труда нашего земляка, штурмана шхуны «Святая Анна» Валериана Ивановича Альбанова. |
Похожие:
 | А. Л. Нарочницкий — ответственный редактор, Ю. А. Жданов — заместитель ответственного редактора |  | Ответственный редактор: С. А. Чайников, к п н., доцент, зав кафедрой Тимфвис мггу |
| Главный редактор Заведующий редакцией Выпускающий редактор Художественный редактор Корректоры Верстка | | Отражения: Выпуск 6 Первые опыты художественного перевода. Ответственный редактор и составитель О. В. Матвиенко. – Донецк, ДонНУ,... |
| Ii. Международное экологическое право отрасль современного международного права | | Редактор А. В. Гусляев. Художественный редактор Л. М. Воронцова. Технический редактор М. Г. Чацкая. Корректоры Т. В. Болдырева, Н.... |
| Дорогой творчества и дружбы / сост. В. Н. Говоров, Н. Н. Уварова, И. Р. Федорова. – Якутск: Бичик, 2012. – 216 с | | Ответственный редактор – доктор экономических наук, профессор кафедры экономики и управления Е. Н. Бизяркина (Стерлитамакский филиал... |
| Ответственный редактор – кандидат экономических наук, доцент кафедры экономики и управления А. М. Акчурина (Стерлитамакский филиал... | | Ответ: Да, строки 4,5,7,15,16 (в обновленной форме строки 4,5,7,14,15) предполагают только стоимостные показатели, строки 6, 8, 14,... |