Скачать 4.62 Mb.
|
– Можно? – спросил я, вошедши. – Проходите, – сказал маленький человечек с крысьим лицом, сидевший в пустом кабинете за огромным столом. Ещё один стол, только ещё больших размеров, стоял у окон по правую руку от входа, а вдоль двух остальных стен выстроились вплотную обыкновенные стулья, так же, как и возле самого большого стола. Подойдя к начальственному столу, поздоровавшись, я протянул Плешакову своё направление. Плешаков взял направление, не пригласив меня сесть – я так и стоял перед ним, – просмотрел его и ответил: – У меня нет свободных мест начальника или помощника начальника участка. – Я согласен временно и горным мастером поработать, – в ответ сказал я. – Но у меня нет и свободной должности горного мастера, – начал он раздражаться. – Как же так, – возразил я, – была заявка комбината для шахты, существует договорённость доктора Мучника с руководством комбината "Кузбассуголь" о направлении выпускников, специалистов по гидродобыче угля, на шахты, где строятся гидрокомплексы, чтобы они могли ознакомиться с горно-геологическими условиями там, где им придётся работать. И не сам же я выписал себе направление. Под ним подпись и представителя комбината. – Я ничего не знаю, – ответствовал на мою горячую речь Плешаков, – у меня мест нет. – В таком случае я вынужден обратиться в трест, – сказал я. – Да, да, обращайтесь, – поощрил меня Плешаков. – До свиданья, – сказал я. – До свиданья. Я вышел на улицу, прихватив оставленный в приёмной на стуле свой фибровый чемодан. О настроении моём лучше не говорить. Было оно препоганое: с самого начала всё летело к чертям. Шахта и будущий гидрокомплекс… … Трест "Молотовуголь", в подчинении которого была шахта, располагался в Осинниках, городке такого же типа, что и другие шахтёрские города. Туда по прямой-то – всего ничего, за час бы, наверное, можно было доехать, перевалив за водораздел. Да в том-то и дело, что перевалить за водораздел было нельзя: болота, реки, горы, тайга, непроходимые буреломы… Надо было ехать в обход по дуге через Сталинск, а оттуда таштагольским поездом добираться. Правда, и автобус из Сталинска тоже ходил до Осинников. Так что не помню, как туда я попал. Помню лишь трест, трёхэтажное здание, длинные коридоры, второй этаж, где приёмная и кабинет управляющего, куда добрался я к середине дня следующего. Но что было в промежутке между Томусой и Осинниками, где ночь скоротал, ничего нет в голове. Сутки напрочь исчезли. Но к Людмиле – точно – не заезжал. … управляющего на месте не оказалось. Молодая любезная секретарша сказала, что будет он во второй половине дня, и мне придётся его подождать. Сидеть на стуле в приёмной – радости мало. То есть можно бы было секретаршу разговорами развлекать, но этого я тогда не умел совершенно, а сидеть и молчать – тягостно, нудно. Я вышел в коридор побродить. Коридор был, повторяюсь, длинен и узок, как в обычном общежитии шахты, но в центре здания, против лестницы с первого этажа, он расширялся до противоположной стены так, что и окно там даже было. В этом "холле", как сказали б теперь, почему-то одиноко стоял конторский стол о двух тумбах. Стульев не было. Когда ходить взад-вперёд мне наскучило, я на этот стол взгромоздился, болтая ногами. Тут мне в голову пришло Люсе письмо написать. Я достал лист бумаги, и, сидя на этом самом столе, согнувшись в три погибели, быстро написал Людмиле письмо и как-то само собой неожиданно сложившееся стихотворение: Мы пили третий день токай, Закусывая чёрным хлебом… … Управляющий, Соколов, появился часа в четыре. Принял он меня примерно так же, как Плешаков. В просторном кабинете (правда, ещё не в таком гигантском и ослепительно полированном, как в эпоху застоя) он сидел за огромным столом, а я стоял перед ним, как настырный проситель, протянув своё направление и излагая суть происшедшего. – Ну, нет, нет мест на шахте у Плешакова, – сказал Соколов. – Выбирайте здесь любую шахту, "Капитальную" первую, вторую, третью… – Но ведь смысл моего направления состоит в том, чтобы к пуску в эксплуатацию гидрокомплекса, на котором я буду работать, познакомиться с характером и особенностями отрабатываемого пласта, – настаивал я. Бесполезно. Мы холодно попрощались, причём на прощанье Соколов посоветовал мне не мудрить и подыскать себе шахту по вкусу в Осинниках. Выйдя из треста, я опустил в почтовый ящик написанное письмо, сел в городской автобус и проехался вдоль Осинников. Это был типичный шахтёрский город, состоявший из слившихся между собой шахтных посёлков, разбросанных редкими домами по холмам и сгущавшимися к зданиям АБК шахт. Далеко не таким нарядным, как АБК в Томусе. Хотя город был и обжитым, но растянутость его – одна длинная улица – и беспорядочная разбросанность его некрасивых трёхэтажных домов произвели на меня гнетущее впечатление дикого захолустья, усугублявшегося наступавшими сумерками. В Томусе между реками Томь и У-су не было ещё почти ничего, но уже явственно виделось, что нечто со временем будет. Здесь же – никакой перспективы. К тому же, признаюсь вам ещё раз, не по нутру мне работа в шахте обычной. Все эти лавы, шаги посадки, обрушения кровли далеки от предсказуемой управляемости. Гидродобыча позволяет активнее контролировать технологию и почти не зависеть от прихотей горной стихии. И как бы не уговаривал меня Соколов, ну, не хотел я навсегда обрекать себя на обычную шахту! Не последнюю роль сыграл и вид томусинского АБК. Он был новее, светлее, чище, просторнее всего, что я видел до этого. И как тут не вспомнить, как спустя много лет мой хороший знакомый, у которого часто мы собирались в Луганске на литературные чтения, Тимофей Григорьевич Фоменко повезёт сына своего, Анатолия – ныне математика, академика РАН107 – выбирать институт для продолженья ученья, и решающим станет внешний эффект: "мармор" МГУ108. … пока я катил по Осинникам, день посинел, сумерки сгустились, и думать об отъезде уже было нечего. День угас совершенно. Не знаю, что думал я предпринять. Ехать в комбинат к Линденау?.. Но случай иначе всё разрешил. Я отыскал городскую гостиницу, номера свободные были, и меня поместили на втором этаже в номере на двух человек, причём этот второй человек там уже был. Мы быстро с ним познакомились и, хотя он был и постарше меня, разговорились. Молодой человек этот был в тресте в командировке, а работал он в министерстве в Москве. – Ну, а вас что сюда привело? – полюбопытствовал он. Вопрос был весьма кстати, самое время с кем-либо бедой своей поделиться. Мой собеседник меня внимательно выслушал и, когда я закончил: «Теперь один, видимо, выход, ехать в Кемерово в комбинат, но как-то там всё обернётся», – сказал: – Подожди. Сегодня в гостинице остановился начальник комбината Кожевин Владимир Григорьевич, он хороший мужик. Попробуй попасть к нему. – Но как же я к нему попаду? – А ты подойди к его референту – он тут всё время по коридору туда-сюда с поручениями мотается – и спроси, не сможет ли Кожевин тебя принять. Идём в коридор, я тебе его покажу. Мы вышли с ним в коридор и стали прохаживаться по ковровой дорожке. Через время совсем небольшое из самого в коридоре последнего номера вышел стройный высокий молодой человек – весь с иголочки – в ладно сшитом чёрном костюме и при галстуке на белой рубашке. Он прошёл мимо нас к лестнице и скрылся за поворотом. – Вот он и есть референт, – сказал мой сотоварищ, назвал его имя и отчество и ушёл в нашу комнату. Референт возвратился через минуту, потом снова вышел и стал неспешно прогуливаться по коридору так же, как я. В какой-то момент мы с ним встретились. Я остановил его, извинившись, и спросил, не сможет ли Владимир Григорьевич принять меня. Референт стал расспрашивать, а по какому поводу я хотел бы видеть Кожевина, и я коротко ему всё рассказал. – Хорошо, – сказал он, – я доложу Владимиру Григорьевичу, – и пошёл. Через несколько минут он вышел и сказал: Владимир Григорьевич вас примет. Заходите. Я слегка приоткрыл дверь в номер Кожевина, спросил: «Разрешите?» – и, услышав в ответ: «Да, да. Входите», – вошёл в полутёмную комнату. Кожевин, мужчина могучего телосложения, сидел в кресле за столиком у окна, задёрнутого зелёными тёмными шторами. На столе – высокий гриб настольной лампы со стеклянным абажуром очень мягкого приятного зелёного цвета. В освещённом круге под ним лежали папки, стопка бумаг – видимо, он их просматривал. Повернувшись ко мне всем корпусом и ответив на моё приветствие, он кивнул на стоящее левее стола кресло: «Садитесь», – а когда я сел, спросил: – Ну так что же вас ко мне привело? Я рассказал ему, опять же коротко очень, о моих злоключениях на шахте и в тресте. Выслушав меня, Кожевин обернулся к стоявшему всё это время посреди комнаты референту, назвав его по имени отчеству: – Возьмите мой блокнот и запишите. Тут референт включил верхний свет, и комната осветилась молочным плафоном на потолке. Он взял дорогой толстый блокнот в кожаном переплёте и стал в нём что-то быстро записывать карандашом. Кожевин снова повернулся ко мне: – Я сегодня ещё буду у Соколова109, а вы завтра утором зайдите к нему. Надеюсь, всё будет хорошо. Всего вам доброго! Я поднялся. «Большое спасибо», – сказал я, повернулся, глазами и наклоном головы поблагодарил и помощника, сказал общее: «До свиданья», и вышел. … бывают же на земле, что бы ни говорили, хорошие люди. Ночь, как обычно, я проспал беспробудно, а утром пораньше был уже в приёмной у управляющего. Но свидеться с Соколовым мне никогда больше не довелось. Нет, с ним ничего не случилось. Просто, едва я вошёл, секретарша, бросив взгляд на меня, сразу спросила: «Ваша фамилия Платонов?» В ответ на моё «Да», она поднялась и протянула мне лист белой бумаги. Я принял его и взглянул: на трестовском банке было напечатано на машинке: Начальнику шахты "Томь-Усинская" № 1-2 тов. Плешакову Г. Я. Примите горного инженера Платонова В. С. на должность горного мастера. 12. IX. 55. Управляющий Соколов и подпись. Вот так всё быстро решилось. Одна победа одержана. На следующий день я вручил письмо Плешакову, и в моей трудовой книжке была сделана первая запись: 14. IX. 55. Принят подземным (слово "подземным" было надписано много позднее) горным мастером на уч. № 6. Хотя, разумеется, первая запись в книжке должна была бы быть сделана в июле пятьдесят второго, когда я работал рабочим на шахте "Центральной", но я был несведущ, не знал, как это важно, и это в старости доставит мне немало хлопот, как и надписанное слово "подземным". Итак, я вручил письмо Плешакову. Как он это воспринял – мне не запомнилось. Помню, что вошёл в его кабинет вместе с другим инженером, молодым, но уже сильно заматеревшим. Его Плешаков без разговоров определил начальником транспорта горизонта +245 метров, то есть нижнего горизонта на уровне промплощадки. Новый начальник – электромеханик по специальности, Черных по фамилии – был на четыре года старше меня, и стаж работы у него был на столько же больше – так что для Плешакова с ним никаких проблем. Я же пока – полный нуль, пролезший на шахту против воли его. … вместе с Черных я получил у зам начальника шахты по быту направление в общежитие. К слову сказать, выше шахтного начальства в Томусе не было никого. Ни советской, ни вообще никакой власти не было. На комсомольский и военный учёт я ездил становиться в Мыски. Нас двоих поселили в большом бревенчатом доме на втором этаже в угловой комнате, на солнечной стороне, с окнами на Ольжерас. Дом был в полукилометре за шахтой вверх по течению Ольжераса и когда-то, не так и давно, в нём было полным полно заключённых, начинавших строительство. Да, дом был за шахтой, за плоской промплощадкой её с АБК, ОФ, угольным складом, механическими мастерскими, лесным складом, за колючей проволокой огражденья которого кончалось ответвление железной дороги. Промплощадка, достаточно широкая возле У-су от впадения в неё Ольжераса и до линии железной дороги, постепенно к лесному складу сужалась, зажатая между двумя грядами сопок. Одна из них, левая, начиналась Лысой сопкой, во вторую – правую, вдоль которой струился к У-су Ольжерас, были врезаны штольни. Слева, как упоминалось уже, до посёлка строителей поднималась асфальтированная дорога. Наш бревенчатый дом, а за ним второй точно такой же, стоял как раз напротив посёлка, но правее его, под дорогой, в низине, так что крыши домов над дорогой едва выступали. И совсем рядом с домами, ещё чуть правее, катилась сверху по широкому галечному руслу прозрачная вода неширокого сейчас, неглубокого Ольжераса. За ним уже лес и гора. В дома наши, ставшие ныне пристанищем для свободных трудящихся, можно было попасть от дороги по ступеням деревянной лестницы и дощатому же настилу до крыльца в торце дома. За входной дверью тянулся коридор, деливший дом на две части. По левую руку – большой проём без дверей, открывавший вид на неоштукатуренное закопчённое помещёние. Я в него заглянул. Посреди – плита необъятных размеров. Попросту, это был лист толстой стали, в полтора, верно, пальца, положенный на кирпичную кладку, в которой с одной стороны – топка, а с другой – дымоход. Плита дышала жаром котельной, местами в стальной чёрной плоскости проступали пятна с оттенком тёмно-малиновым. На плите – множество чайников и кастрюль самых разнообразных форм и размеров. На железных проволоках, натянутых под потолком над плитой, сушились пропотевшие насквозь портянки, их тяжёлый дух наполнял помещёние, и дышать этим духом было нельзя. К горячей кладке печи всюду телились резиновые, влажные изнутри, сапоги, от которых тоже не одеколоном несло. Я не выдержал и секунды, и загадкой осталось, как же рабочие могли варить там супы, жарить яичницу и картошку. По всем правилам и законам природы их должны выносить были замертво. … но живуч человек. Плита непрерывно топилась. Уходящая смена высохшие шмотки свои забирала. Из шахты пришедшие на проводах развешивали свои. … В нашей комнате вдоль глухих стен стояли две железные кровати с жёсткими сетками, с ветхими шерстяными одеялами, на которых от ворса и следа не осталось, с серыми простынями и наволочками, два стула. Стола, кажется, не было – был подоконник. Стены, правда, оштукатурены по обрешётке и побелены. Но всё равно, неприглядно, голо и неуютно. … наутро с восходом мы с соседом выскочили на улицу, пробежали несколько метров до Ольжераса, обмылись до пояса студёной водой и отправились на работу. День начинался солнечно, пригревало даже немного, но воздух, как и вода, был ледяной, благо не было ветра. Но не было и признаков заморозков, инея то есть. Тишь стояла прозрачная, ясная. Листья кустарников и деревьев ещё зеленели во всю, но уже кое-где были тронуты желтизной, кончики листьев кое-где покраснели – словом, все признаки наступающей осени обозначились налицо. В АБК все впечатления напитанного солнцем и бледными красками утра были сразу забыты. … от входных дверей АБК – впереди вестибюль и прямо лестница, по которой я уже поднимался. Стены голубые, как и снаружи, с прямоугольными белыми выступами фальшколонн, увенчанных лепными карнизами, из центра лепного большого круга на потолке свисает большая хрустальная люстра. Влево из вестибюля – коридор в левое крыло, по обе стороны которого двери кабинетов участков – раскомандировок. Правое крыло отгорожено стеной с аркою для прохода. В нём – во всё крыло здания – раскомандировочный зал с большими окнами справа, и только по левой стене – двери раскомандировок участков. Как раз в самом начале этого зала слева и отыскалась дверь с табличкой "Участок № 6". Я открыл дверь и вошёл в помещёние. В комнате плавали слои плотного сизого дыма, сквозь который в скудном электрическом свете видны были силуэты людей в замусоленных брезентовых робах и чёрных ребристых фибровых касках. Рабочих было в комнате человек до тридцати-сорока. Часть из них расселась по обе стороны кабинета на деревянные лавки, вроде тех, что в парках стоят, и на такой же лавке у окна, где был стол с телефоном. Но как раз против самого окна за столом оставлено место. Те, кому не хватило сидений, стояли, естественно. Я протиснулся между шахтёрами, заняв за столом свободное место, мимоходом заметив, что за спинкой лавки – от стены до стены – чугунная батарея, от которой так жаром и пыхало. |
Областной заочный этап 18-й Всероссийской олимпиады учебных и научно-исследовательских проектов детей и молодежи «Созвездие» (далее... | В формировании личности ребёнка принимают активное участие дошкольные учреждения и школа, лагеря и трудовые отряды, книги, театр,... | ||
Приказ Федеральной налоговой службы от 5 марта 2012 г. № Ммв-7-6/138@ “Об утверждении форматов счета-фактуры, журнала учета полученных... | Закладка похозяйственной книги Документ «Правовой акт на открытие похозяйственной книги» 13 | ||
Российской Федерации, выписки из домовой книги, выписки из похозяйственной книги, выписки из поземельной книги, карточки регистрации,... | Настоящий шаблон предлагается использовать для описания результатов оригинального исследования медицинского вмешательства. Однако... | ||
Конкурсная программа (название номера, автор стихов, композитор, продолжительность) | Воспоминания о жизни после жизни. Жизнь между жизнями. История личностной трансформации. Автор Майкл Ньютон. 2010г. 336 стр. Isbn... | ||
Общие требования к порядку заполнения Книги учета доходов и расходов и хозяйственных операций индивидуального предпринимателя | Ростова-на-Дону, проявляя уважение к историческим, культурным и иным традициям Ростова-на-Дону, утверждая права и свободы жителей... |
Главная страница   Заполнение бланков   Бланки   Договоры   Документы    |