Горным и иным инженерам ( Из книги "Хроника одной жизни") «Созвездие Гончих Псов»
Скачать 4.62 Mb.
|
15. Лена Полибина, Владимир Платонов, Лида Колесникова, Вера Ханина с подругой, Ростик Козлов, Алла Дубровская  16. Те же, кроме меня, плюс Ефим Боровицкий с Олей Лемпорт Опоздав дней на десять, уезжаю из сухого, чахоточного (по сравненью с Кавказом), но ставшего мне родным, Крыма в Сибирь строить карьеру свою, или, как тогда понимал, трудиться на пользу людям и государству, работать для них так же, как и они работают для меня, делая сообща жизнь нашу краше, светлее, богаче, интересней, разнообразнее. … опоздав на эти десять дней из отпуска, я первым делом устремился не в далёкую Томусу, а заехал в Кемерово. На это у меня были две основательные причины. Первая – надо было отыскать фотоальбомы нашего выпуска. Летом нам с Сюпом никто не сказал, что они уже изготовлены и их выдают (свои пятьдесят рублей мы за них внесли своевременно), а когда мы их увидели у других и кинулись получать – оказалось, что поздно. Ответственную за альбомы, на которую нам указали, мы не нашли, она ушла в отпуск. Нас успокоили: осенью приедете и получите. Нечего и говорить, что, приехав в Кемерово в сентябре, я не только альбомов, но и самой ответственной не обнаружил. Следы и тех и другой затерялись. Никто не мог уже и сказать, кто была эта ответственная. Вторая причина – несравненно более важная – надо было получить обещанное письмо от Людмилы. Здесь всё было удачно. Письмо меня ждало на почте, и мне его благополучно вручили. В письме Людмила сообщала свой сталинский адрес (общежитие шахты имени Орджоникидзе, номер комнаты – два) и просила разыскать кого-то совершенно мне незнакомого из нашего выпуска и что-то ему передать. Вряд ли мне удалось выполнить это несложное поручение. В Сталинске я вышел из поезда на вокзале почти в центре города в двенадцатом часу жаркого сентябрьского дня и сразу же поехал разыскивать Людмилино общежитие. Путь на шахту мне указали прохожие: трамвай номер такой-то. В этом трамвае я и покатил по центральной улице города мимо большого кинотеатра полукругом выступавшего на прилежащую к улице площадь и далее, пока не уткнулся в громаду Кузнецкого металлургического комбината103. Десятка три металлургических домен (так, с перепугу, мне показалось – на самом деле их было штук шесть или восемь), оплетённых паутиной толстых членистых труб, с какими-то вспомогательными сооружениями, где чадившими, где извергавшими клубы чёрного дыма, где выбрасывавшими чёрные дымные же хвосты, грязно-чёрной завесою заслонили здесь небо. И протянулась чёрная эта завеса на многие километры слева, от горного кряжа, направо, до невидимой в низине Томи. Чудо советской индустрии выглядело исчадием ада. Трамвай завернул налево к горному кряжу, объезжая грандиозное создание рук человеческих, причём если до КМК он лихо домчался, то вкруг него он уже еле тащился. То есть по рельсам-то он ехал нормально, да сами рельсы от КМК съехались в одну колею, с разминовками на бесчисленных остановках. До сих пор не могу забыть тягомотину эту! На каждой остановке трамвай томительно долго стоял, ожидая прихода встречного. Мучение – не езда! Обогнув, наконец, махину Кузнецкого комбината и выкатив на простор с другой его стороны, трамвай достиг конечного пункта, а я пошёл искать общежитие. Посёлок шахты – на самой окраине Сталинска (хотя какая окраина может быть за КМК – который сам конец всему свету!), – посёлок этот показался мне беспорядочным нагромождением жалких халуп, из скопленья которых кое-где высовывались двух и трёхэтажные оштукатуренные дома. Но не посёлок меня озадачил. Что? Не видел шахтных посёлков?! Хотя этот и был среди них выдающимся… Озадачил не он, гул, тяжёлый низкий над ним, меня озадачил. Разве можно жить в таком шуме?.. Гул сильный, назойливый, неумолчный был рёвом могучего шахтного вентилятора, сосущего воздух из вентиляционного ствола шахты в центре посёлка. … но, похоже, он мало кого беспокоил. Может быть даже, из-за него местные жители гордо назвали посёлок свой именем грозного римского бога – Юпитер. … грозный гул, жалкий "Юпитер". Нужную дверь я нашёл очень быстро: на дверях номера эмалевые висели, и постучал. Дверь отворилась. На пороге Людмила, красивая, радостная, сияющая. Едва я закрыл дверь за собой, как она обвила мою шею руками, и губы наши слились. О! Как божественен был поцелуй! Как теплы её влажные губы! Выше награды любой за все перенесённые муки! Но он закончился, а поговорить нам уже некогда было. Шёл второй час. Люся торопилась к наряду на шахту. Я хотел было её проводить, но она предложила мне с дороги помыться и отдохнуть. Указав мне, где у них умывальник, она разобрала постель: «Поспи, пока я вернусь», – и исчезла, улыбнувшись мне на прощанье. … я умылся до пояса под краном холодной водой, смыв пот и дорожную пыль, и, вернувшись в комнату, осмотрелся. Комнатка была небольшой. В ней две кровати. Одна – слева под окном, опрятно убранная, пустая. Хозяйка её была на работе. Вторая – справа, Люсина, разобранная, у стены, и я, раздевшись, улёгся на ней, укрывшись прохладной белой простынкой. … это чувство нельзя передать – лежать в постели любимой. Я об этом и не мечтал. Казалось, она хранила тепло и черты её тела. В то время Бродский не написал ещё своё дивное: В темноте всем телом твои черты, как безумное зеркало, повторяя. А я не поэт и не мог, не умел подобным образом выразить трепетного своего состояния. С этим блаженным чувством ощущения простыни, которая тела моей любимой касалась, я неожиданно сразу заснул. Разбудил меня голос взвинченный, разъярённый, без стука ворвавшийся в комнату: – Кто вы такой? Здесь женское, – голос поднялся до ноты визгливой уже, – общежитие, и вы не имеете права здесь лежать на кровати, – орала непрошеная посетительница. Надо полагать, комендантша. От такого бурного перехода к яви от сна, я опешил и быстро выпалил первое, что пришло в голову – соображать было некогда, да и в самом деле, кто я такой: не муж, не жених. – Я брат Людмилы Володиной. И ничего страшного нет в том, что я здесь лежу. Ведь здесь не общежитие школьниц, а женщин взрослых вполне, так что не будем говорить о правах… Но блюстительнице социалистической нравственности не терпелось устроить гнусный скандал, и, боясь повредить Люсе, я смирил тон, сказав, что правилам подчиняюсь, но её прошу удалиться из комнаты – не могу же я одеваться при женщине… … через полчаса вернулась с наряда Людмила, и я рассказал ей о случившемся. Мы весело посмеялись и поупражнялись в злословии по поводу заведённых порядков. Возможность административно-бытовых неприятностей, похоже, не очень огорчала Людмилу. Или она вида не подавала. … ночевать она меня отвела на второй этаж к нашим ребятам. Одна койка в их комнате пустовала: кто-то был в ночной смене. … Одиннадцатого сентября, стоя в кузове и держась за крышу кабины попутной полуторки, я переехал мост через Томь и въехал в старую часть города, в дореволюционный Кузнецк, держа путь на восток. Выехал я утром в настроении самом неопределённом. Хотя вчерашних полдня я и провёл с моей ненаглядной, и о чём только с нею не говорил, но главное сказано не было, о дальнейших отношениях с ней. Со мной-то всё было ясно, я любил – хоть сейчас под венец. Я ждал, что скажет она. Но она ничего не сказала. Поцелуи, улыбки – это всё хорошо, но… мне этого мало. Мне бы надо было её прямо спросить. Разобраться, что она думает, что хочет, чего ожидает, как она собирается поступать дальше со мной. Надо было сразу расставить все точки над і и, быть может, поставить всего одну жирную точку в конце. Но я ни о чём спросить не решился, совершив очевидную глупость – так боялся её потерять, так боялся сразу лишиться надежды. Да, я точку поставить боялся, да и ответы её могли быть уклончивы. Тем не менее, всегда лучше сразу решать, это я и тогда понимал, но одно – понимать, другое – переступить через чувство. Хотя сто раз теперь повторю, надо, надо и надо. Но это теперь! Словом, ехал, я так ничего и не выяснив, ничего не разрешив. … между тем машина виляла между домишками, лепившимися к подножью возвышенности, склоны которой абсолютно безлесные, серые, каменистые поднимались вверх круто. Наверху замечались неказистые строения или остатки строений – снизу не разглядеть. Это тот самый острог, где когда-то пребывал Фёдор Михайлович Достоевский, которого я в то время совсем не читал по причине достаточно уважительной: его при Сталине совсем не печатали, из библиотек и старые издания были изъяты. Здорово нас духовно кастрировали большевики!.. Знал я, конечно, что Достоевский писатель большой, что на Западе его почитали наравне со Львом Николаевичем. Но в наших школьных учебниках о нем было всего несколько строк: петрашевцы, имитация казни, Кузнецкий острог, а потом – реакционер, мракобес. Всё это тогда нисколько меня не беспокоило, так как было вне моей жизни, а догадаться, что всё это влияет на мою жизнь, я не мог, так как сам глуп был непроходимо, и окружения сведущего не было у меня. Вглядываясь с интересом наверх, я не нашёл ничего, за что взгляд бы мой мог зацепиться, и повернулся вперёд навстречу бежавшим домам и бившему в лицо ветру. Я всегда любил ездить в кузове на открытой машине, когда вокруг бескрайний простор, нет преграды глазам, и тугой воздух хлещёт в лицо сильнее, сильнее, и ты ложишься грудью на крышу кабины, её в широких объятьях держа, чтобы ветром тебя назад не отбросило. … а машина скорость уже набирала, город сгинул у нас за спиной, и бежала впереди лента ровного нового, не разбитого ещё машинами, асфальтированного шоссе. Шоссе, слегка завернув к северо-востоку, оставило слева шахтный посёлок и следом резко свернуло на юго-восток. И тут по левую руку местность всхолмилась, и, чем круче забирала к югу машина, тем выше становились холмы, превращаясь в череду сопок и гор, чёрных почти от сплошного пихтового леса. Проскочив второй раз по второму мосту через Томь, делавшей здесь крутой поворот к этим сопкам (правильнее было б наоборот – к повороту текущей от сопок, но не поделаешь ничего, раз мы едем навстречу течению), мы через час проехали небольшой деревянный посёлок под названьем Мыски. Прогрохотали по гулкому железному мосту через полноводную реку Мрас-су, текущую справа налево и там, слева, у сопок впадающую в реку Томь. Машина шла вдоль Томи к верховьям её, гряда гор придвинулась к реке и дороге вплотную, стылое зеркало реки то проглядывало сквозь густые кустарники и перелески, то вообще скрывалось за ними. … была очень ранняя осень, деревья ещё не покрылись пестрым нарядом, и в лесах, и на земле преобладали зелёные и тёмно-зелёные краски, лишь у самых верхушек кое-где тронутые то желтизной, то алым налётом. А над всем этим, над головой – купол чистого ясного неба поразительной голубизны, в котором золотится диск солнца, уже нежаркий, но ещё слепящий глаза. И от этого, от золотистой прозрачности воздуха, бьющего с размаху в лицо среди лесов и сопок с их пока робким разнообразием красок, отлетала печаль, и напитывалась душа радостью бытия, смешанною с тревогой, не скрою, – как-то всё выйдет с работой. И всё-таки ликование красоты пересиливало тревоги, и радость молодости, в которой жизнь была ещё беспредельной, торжествовала. … да, вся жизнь была ещё впереди. За Мысками Томь вильнула на запад, в ту самую сторону, откуда минут за двадцать до этого пришла в неё Мрас-су, оставив у левой гряды гор У-су, свой широкий прозрачный приток. А мы в третий раз по очередному мосту проскакиваем через Томь. Дорога держится теперь близ У-су, в то время как Томь, отвалившая вправо, уходит всё дальше и дальше к цепочке гор, незаметно возникшей и с дальней той стороны, и исчезает из виду. Впереди – высокая насыпь железной дороги, тянущаяся оттуда, куда ушла Томь104, к стальному мосту через У-су. Насыпь перекрывает нам путь, но, подъехав поближе, я замечаю в ней короткий прямоугольный тоннель. Нырнув в этот тоннель и вынырнув из него по ту стороны насыпи, машина поворачивает на въезд в город, оставляя мост слева, и выкатывается на проспект. Собственно, города ещё нет. Очертилась тремя большими законченными (и заселёнными, по всему) домами на правой руке и несколькими такими же (о пяти этажах) ещё строящимися – на левой, прямая широкая улица, упиравшаяся вдали прямо в сопку, у подножья которой по склонам белели частные домики. Пятиэтажки на плоской местности между У-су и далёкой невидимой Томью вздымались высокими островками, вокруг которых земля была вздыблена грудами. И по глинистым жирным отвалам ползали между ними гусеничные драглайны, вычерпывая из котлованов тёмную густую болотную массу и загружая её в железные кузова подъезжающих самосвалов. Готовые котлованы другие машины засыпали гравием и песком. Вид был не очень отрадный. … въехав в город, полуторка стала, я перекинул ногу через деревянный борт кузова, поставил на колесо и спрыгнул на землю. Шофёр указал мне на шахту: – Видишь здание за рекой?  17. Шахта "Томь-Усинская" № 1-2 в 1955 году Подхватив лёгкий фибровый свой чемоданчик, я дотопал до насыпи, поднялся по съезду на мост. Мост был внушителен. С рельсовым путём для грузовых поездов, отделённым двумя рядами ферм от двух дощатых дорог на пролётах, лежащих на мощных опорах-быках, и с двумя дощатыми тротуарами, вынесенными на консолях по сторонам автомобильных полотен. Пешеходные эти настилы от реки ограждались стальными решётками, дабы кто в реку не свалился. По ближайшему из них (то есть правому) я и пересёк впервые У-су, и административно-бытовой комбинат105 огромнейшей шахты предстал перед глазами моими. … голубое с белым двухэтажное здание с высоким фронтоном и двумя длиннейшими крыльями. Сталинский ампир, одним словом. Но смотрелось неплохо! Тут попытаюсь забежать немного вперёд, чтобы после на описания не отвлекаться. За фасадом – торцом к главному зданию – двухэтажная часть, где размешались шахтные мойки (рабочая, ИТР, начальника шахты). От неё в самом конце справа – ответвление с выходом во внутренний незамкнутый двор, там, внизу, помещались вентиляционная служба и шахтный медпункт, а у подъезда постоянно дежурила "скорая помощь". Поверху был переход в крытую шиферную галерею, перекинувшуюся на опорах через небольшую реку Ольжерас до устья штольни второго горизонта (+ 245 метров). А ещё от восьмиэтажного кирпичного здания обогатительной фабрики106, что уже в глубине промплощадки слева за АБК, такая же галерея через эту же реку и дальше вверх множественными уступами по склону сопки до штольни первого (+ 345 метров) горизонта. Левей АБК – двухколейный железнодорожный путь мимо угольного склада, эстакады погрузки и обогатительной фабрики проходит на территорию лесного склада, где и заканчивается. Правое шоссейное полотно, свернув налево от моста, переваливает рельсовые пути и, слившись со второй своей половиной, уходит в сторону, оставляя слева же чёрный пруд шламохранилища по одной стороне (до подножия Лысой сопки) и ОФ – по другой. … Лысая сопка круто начинается от реки ниже моста. Она действительно лысая. Лес на ней вырублен дочиста, лишь реденькие пихты торчат на склонах её неопрятной щетиной. Там же, где у дальнего пологого склона её начинался подъём шоссейной дороги, приткнулись сначала одинокие, а потом и скопом частные домики, столь обычные для Советской России, неказистые и поставленные кое-как. Ещё дальше двумя ровными рядами выше дороги выстроились двухэтажные оштукатуренные дома посёлка строителей. … В АБК я поднялся по широкой парадной лестнице на второй этаж, отыскал там приёмную, где у рассыльной узнал (секретарша отсутствовала), что начальника шахты зовут Григорий Яковлевич Плешаков, и что он сейчас у себя в кабинете один. Постучав и не услышав ответа – не надо было стучать, двери были двойные, – я решительно вошёл к нему в кабинет в форме студента горного института, но уже без контр-погон. |
Похожие:
 | Областной заочный этап 18-й Всероссийской олимпиады учебных и научно-исследовательских проектов детей и молодежи «Созвездие» (далее... |  | В формировании личности ребёнка принимают активное участие дошкольные учреждения и школа, лагеря и трудовые отряды, книги, театр,... |
| Приказ Федеральной налоговой службы от 5 марта 2012 г. № Ммв-7-6/138@ “Об утверждении форматов счета-фактуры, журнала учета полученных... | | Закладка похозяйственной книги Документ «Правовой акт на открытие похозяйственной книги» 13 |
| Российской Федерации, выписки из домовой книги, выписки из похозяйственной книги, выписки из поземельной книги, карточки регистрации,... | | Настоящий шаблон предлагается использовать для описания результатов оригинального исследования медицинского вмешательства. Однако... |
| Конкурсная программа (название номера, автор стихов, композитор, продолжительность) | | Воспоминания о жизни после жизни. Жизнь между жизнями. История личностной трансформации. Автор Майкл Ньютон. 2010г. 336 стр. Isbn... |
| Общие требования к порядку заполнения Книги учета доходов и расходов и хозяйственных операций индивидуального предпринимателя | | Ростова-на-Дону, проявляя уважение к историческим, культурным и иным традициям Ростова-на-Дону, утверждая права и свободы жителей... |