В основе этой истории лежат реальные события. Тем не менее, автор заклинает читателей от попыток разыскать сокровища Эгиби. Во-первых, это было бы неразумно, а
Скачать 2.97 Mb.
|
| В основе этой истории лежат реальные события. Тем не менее, автор заклинает читателей от попыток разыскать сокровища Эгиби. Во-первых, это было бы неразумно, а во-вторых - небезопасно. Неразумно, так как все топографические ориентиры были намеренно им искажены. А небезопасно, так как на землях, где происходили эти удивительные события, до сих пор продолжается братоубийственная война. Торговый дом семейства Эгиби — первое и крупнейшее в истории человечества частное финансовое учреждение. Его штаб-квартира размещалась в Вавилоне, а филиалы — во всех уголках бескрайней Персидской империи. Должниками Эгиби были сатрапы и цари. С ними предпочитали дружить и их опасались. О богатстве, накопленном ими, ходили легенды. Летом 331 года до нашей эры Александр Великий готовился к решающей схватке с Дарием III за господство над миром. Греческие шпионы наводнили Месопотамию. К этому времени относится последнее упоминание о Торговом доме. Он перестал существовать. Сокровища бесследно исчезли. На протяжении столетий невероятные события того времени были покрыты мраком. Завесу тайны удалось приоткрыть совсем недавно. А началось все 9 апреля 2003 года. В этот день первые американские танки вошли в Багдад. В городе на короткий период установилось безвластие, и толпа мародеров ворвалась в крупнейший на Ближнем Востоке музей... Глава I. Национальный музей Ирака Багдад, 9 апреля 2003 года, 16 часов 15 минут. Фарух резко ударил по тормозам, и машина клюнула носом в раскаленный асфальт. Репортер схватил фотокамеру. Не дожидаясь полной остановки, он распахнул дверь и выпрыгнул наружу. – Я уезжаю! – прокричал водитель. Но Дэвид его не услышал. Он бросился вперед — наперерез толпе. Прямо на ходу сделал один снимок, за ним второй, третий... Приблизил изображение. В видоискателе замелькали куски арматуры и ножи с широкими, загнутыми лезвиями. Щелчки затвора безучастно фиксировали происходящее. Первые ряды с разгону врезались в синие решетчатые ворота. Протяжно застонали засовы, заскулили петли. Стальная конструкция с протянутой поверх нее колючей проволокой устояла. Сотрясаемая десятками вцепившихся в нее рук она раскачивалась, но не поддавалась. Из будки выбежали три охранника. Все их вооружение состояло из газовых баллончиков и коротких резиновых дубинок. Первый — пузатый толстяк лет сорока пяти с седой шевелюрой, явно старший и по возрасту, и по званию несколько раз ударил по вцепившимся в прутья костяшкам пальцев. Но вместо того, чтобы утихомирить нападавших, еще больше обозлил их. Приказ отойти потонул в реве множества глоток. Самые отчаянные налетчики, подпираемые снизу руками подельников, уже карабкались наверх. Охранник выхватил баллончик. Двое его подчиненных приободрились и двинулись было к начальнику. Струя газа заставила стоявших внизу отпрянуть. Иллюзорный баланс по обе стороны преграды ненадолго восстановился. Но тут со стороны улицы полетели камни. Некоторые попадали в решетку, крошились и рикошетом били по сами мародерам, но большая часть булыжников все же залетела внутрь. Дэвид опустил фотоаппарат. Старший охранник схватился за висок и рухнул на колени. Кровь густой струей потекла по руке. Пошатываясь, несчастный силился подняться, но лишь вычерчивал на плитах страшные алые узоры. Его коллеги вместо того, чтобы прийти на помощь, пустились наутек. Преследуемые градом камней они добежали до арки центрального входа и скрылись за ней. Расталкивая беснующихся молодчиков репортер устремился к воротам. Видно было, что еще немного, и они не выдержат. В гуще разъяренных арабов на молодого европейца никто не обратил внимания. Всеми вокруг двигала одна лишь цель – прорваться к музею. Когда до решетки оставались считанные метры, верхняя правая петля лопнула, и вся конструкция со скрежетом повалилась на землю. Толпа хлынула во двор. Репортера вынесло не влево – к охраннику, а к будке – в противоположную от него сторону. Любые попытки протиснуться сквозь проносящийся мимо людской поток были обречены на провал. Сквозь мелькавшие перед глазами тела Дэвид увидел, как один из бежавших железным обрезком нанес несчастному удар по ключице, а другой со всей силы обрушил кусок арматуры ему на голову. Когда последние мародеры миновали пролом в заборе, спасать лежащего на земле было уже поздно. Дэвид перевернул его на спину и в отчаянии попытался сделать искусственное дыхание. Журналиста трясло. Первая в жизни командировка – и сразу на войну, первый выезд на задание – и у него на глазах умирает человек. Подкатила тошнота. Зашумело в ушах. Дэвид огляделся. Сколько раз он видел по телевизору эти сцены с Ближнего Востока: во множестве подъезжают кареты скорой помощи, десятки людей подхватывают раненного и бегом несут к одной из машин, а затем везут его туда, где ему, наверняка, окажут помощь. Сейчас вокруг не было ни души. Из оцепенения молодого человека вывел звон бьющегося стекла. Вниз посыпались осколки и полетели сначала куски разломанного на части стула, а затем рама с парадным портретом диктатора. Мародеры орудовали в административных помещениях. Репортер поднялся и пошел к дороге. Фотокамера болталась на боку. Мимо пронеслись два автомобиля. Все окна и двери в домах на противоположной стороне улицы были наглухо закрыты. Сзади потянулись первые груженые добычей налетчики. Двое местных с трудом тащили огромных размеров холодильник. Вслед за ними ковылял третий – с вырванным прямо из стены кондиционером. Их обогнал юнец с расписанной желто–черными узорами глиняной вазой. Из арки — уменьшенной копии ворот Иштар появился еще один подросток. В одной руке он держал мраморную статуэтку, а в другой — свернутый ковер. Вскоре в обратную сторону хлынул людской поток. На Дэвида никто не смотрел. Алчные взгляды людей метались по сторонам, не задерживаясь долго на чем–то одном. Из переулка выкатился белый пикап. Это был дряхлый драндулет какой–то местной марки, подобный тем, что во множестве курсируют по улицам Багдада. Репортер поначалу не обратил на него внимание. Его внимание привлек бредущий со стороны музея молодой человек. Он не был похож на других мечущихся погромщиков. Караваджо — вспомнил Дэвид имя художника. Это на его картине он видел нечто подобное: мальчик с корзиной не то винограда, не то яблок, которую он обеими руками прижимал к себе. У идущего были такие же огромные и грустные глаза, и он также прижимал к груди некий предмет. Репортер присмотрелся. Это была обернутая в ветошь не то дощечка, не то икона. Хотя вряд ли — уж очень увесистой она выглядела. Пальцы юноши сжимали ее так крепко, как будто она была сделана из свинца. Он пересек улицу, подошел к пикапу и протянул предмет в окно. Человек в огромных черных очках, сидевший на переднем пассажирском сидении, схватил его и положил себе на колени. Такой же седой, как и погибший охранник, – пронеслось в голове у репортера, – только еще и с бородой. Где–то он его уже видел. Хотя вряд ли, если бы встречал когда–то вот так лицом к лицу, то запомнил бы точно. Какое–то время незнакомец разглядывал добычу, а затем передал юноше объемистый сверток. Тот взял его и направился в сторону Дэвида. Репортеру показалось, что лицо юного араба приняло брезгливое выражение. Когда расстояние между молодыми людьми сократилось до семи–восьми шагов, на месте, где в тот момент находился юноша, вспыхнул огненный шар. Обжигающая волна швырнула журналиста на асфальт. На минуту, может быть больше, он ослеп и оглох, а первое, что увидел, когда зрение понемногу стало возвращаться, был лежащий неподалеку круглый, вываленный в пыли предмет. Это была оторванная от тела голова. Первым желанием репортера было броситься к машине и схватить убийцу. Он попытался вскочить, но тут же был вынужден опуститься обратно. Голова кружилась так, что, казалось, земля ежесекундно взмывает к небесам и возвращается назад. Сквозь рассеивающуюся пелену дыма Дэвид увидел, как пикап медленно двинулся вперед. Человек на пассажирском сиденье держал в руке рацию и что–то коротко диктовал в нее по–арабски. От кучковавшейся возле музейной арки группы людей отделились четверо и быстро зашагали к Дэвиду. Намерения их стали очевидны, когда идущий впереди выхватил нож. Репортер заставил себя встать на ноги и, пошатываясь, сделал несколько шагов. Позади взревел мотор, и заскрипели тормоза. Этот звук он уже слышал, причем, совсем недавно — буквально несколько минут назад. Так мог водить автомобиль только Фарух. – Прыгай скорее, – закричал помощник в распахнутую перед репортером дверь. Уговаривать Дэвида не пришлось. Он нырнул на сидение и попытался захлопнуть дверцу. Задняя скорость все не включалась. Четверка преследователей перешла на бег. Вот они уже совсем рядом. Первый из них левой рукой вцепился в рукав рубашки журналиста, а правую, с блеснувшим лезвием, занес для удара. Машина, наконец, тронулась. Клинок пронесся в нескольких сантиметрах от щеки Дэвида и рассек кожаный ремешок, на котором висела фотокамера. Редакционный аппарат, стоивший уйму денег, выскользнул наружу и с треском разлетелся на части. Автомобиль рванул назад, развернулся и понесся по переулку. – Ты же собирался уехать, – выдохнул Дэвид, откинувшись на сидении. – Подумал, что если тебя прирежут, то где я по нынешним временам найду другую работу, – ответил Фарух. Смотрел он при этом не на репортера, а в зеркало заднего вида. В глазах его была тревога. – Я услышал взрыв, – произнес помощник, – что это было? – Парень один – совсем молодой – его взорвали, и я видел того, кто это сделал. – Получается, им не твоя фотокамера приглянулась, а ты сам. Я бы на твоем месте впредь поглядывал по сторонам на улице. – Едем в гостиницу. И срочно выясни мне имя погибшего. Глава II. Отель "Палестина" Ни опиум, ни хмель соперничать с тобой Не смеют, демон мой; ты – край обетованный, Где горестных моих желаний караваны К колодцам глаз твоих идут на водопой. "Sed non satiata", Шарль Бодлер, пер. А. Эфрон На месте одного из балконов 15 этажа отеля «Палестина» зияла огромная брешь. Из развороченной стены свисали куски арматуры. В холле на первом этаже раздавались возмущенные возгласы постояльцев — в большинстве своем таких же журналистов, как и Дэвид. Из разговоров стало понятно, что по гостинице стреляли из танка. Два человека – оператор и репортер — погибли, еще трое были ранены. Всех их уже увезли, а пожар потушили своими силами. С чего вдруг стоящий на мосту через Тигр «Абрамс» произвел выстрел, никто объяснить не мог. Гостиничной охраны нигде не было. – Как сбежали командиры, так эти оборванцы тоже побросали свои посты и просто растворились, – пожаловался портье на дезертиров. Он с опаской поглядывал на испачканный кровью рукав Дэвида. – А крестоносцы не объявлялись? – спросил журналист. Еще в Лондоне перед поездкой в Багдад он решил для себя, что будет строго следовать главному журналистскому принципу — соблюдать нейтралитет по отношению к обеим воюющим сторонам. Но ярость из–за бессмысленной гибели коллег здесь, в отеле, о котором всем было известно, что он населен представителями прессы, требовала выхода. Худой и высокий араб с бегающими глазами метафоры не понял. Он пожал мосластыми плечами и развел в стороны похожие на жерди руки. – Американцы не появлялись, спрашиваю? – пояснил Дэвид. – Ах, эти, – протяжно произнес служащий, – проезжали мимо несколько «Хаммеров», покрутились на набережной и помчались дальше. – Старина, – вкрадчиво произнес журналист, наклонившись над стойкой, – у меня к тебе дело, не терпящее отлагательств. Мне нужен телефон. – Вы можете позвонить из номера или вот, – портье поставил перед Дэвидом телефонный аппарат. – Нет, ты опять меня не понял. Мне нужен мой спутниковый телефон, тот, что ваш главный по прессе забрал у меня еще в аэропорту. Я видел, как он уносил его вон в ту каморку. Дэвид указал на дверь позади портье. По правилам аккредитации, введенным еще задолго до войны, у всех журналистов при въезде в страну отбирали сотовые и спутниковые аппараты. То ли местные контрразведчики параноидально боялись шпионов, то ли просто хотели знать обо всем, что представители иностранной прессы отправляют в свои редакции. При выезде телефоны возвращали. В «Палестине» был оборудован неплохой пресс–центр, но все журналисты знали, что линии прослушиваются, а электронная почта читается. Некоторые, надиктовав в редакцию текст очередного репортажа, в конце в шутку передавали привет «дежурному офицеру». А один колумнист из известного немецкого еженедельника, с которым Дэвид познакомился недавно, рассказал, что даже специально дублирует отсылаемые по почте тексты на арабский язык, чтобы местные «Джеймсы бонды» не тратили время на их перевод. Коллега уверял, что так электронные письма доходят намного быстрее. В редакциях, конечно, знали о специфике работы в Ираке, но все равно, отправляя людей в Багдад, снабжали их мобильными средствами связи. – Очень сожалею, но у меня нет ключей от этой комнаты, – жуликоватый портье старался не смотреть в глаза. – Дружище, – совсем не по–дружески произнес Дэвид, – ключи лежат в правом верхнем ящике стойки, именно там, куда ты их положил после того, как запер дверь в прошлый раз. Служащий притворно схватился за голову и запричитал что–то по–арабски. Видимо, жаловался на страшную занятость и естественную в таких невыносимых условиях работы забывчивость. Воровато оглянувшись, он провернул ключ в замке и пропустил Дэвида внутрь. На стеллажах были расставлены короба с номерами. Дэвид быстро нашел свой. Аккумулятор у телефона был разряжен, но это пустяки. Главное, теперь можно будет оперативно связываться с редакцией. Дежурный на двенадцатом этаже, оценив изрядно потрепанный вид журналиста, чья одежда и волосы были покрыты пылью, заявил, что из–за поврежденного взрывом водопровода помыться в номере не удастся. Душ работает только у гостиничного бассейна. Дэвид поставил телефон на зарядку, взял полотенце и спустился вниз. На скользком и мокром кафеле душевой играли красные всполохи аварийного освещения. Фонари то разгорались ярче, то снова гасли. Как на терпящей бедствие космической станции в каком–нибудь дешевом фантастическом фильме, – подумал репортер. В кабинках хлестала вода. Добротная четырехзвездная гостиница стремительно превращалась в постоялый двор. Как еще только персонал не разбежался. Хотя это–то как раз неудивительно. В городе сейчас несоизмеримо опаснее, чем даже в подвергшейся обстрелу «Палестине». К тому же отель по–прежнему набит иностранцами, и они продолжают платить долларами, а не динарами. Дэвид бросил одежду на скамью. Рядом с кабинками от пола поднимался такой густой пар, что разглядеть что–либо было уже совершенно невозможно. Так и ошпариться не долго, – решил репортер и осторожно протянул вперед руку. Ладонь обхватила нечто мягкое, упругое и одновременно шелковисто–нежное. Еще через мгновение кто–то схватил его за запястье, резко рванул на себя и нанес сильнейший удар в солнечное сплетение. Дэвид отлетел назад – в пустую кабинку, где его тут же обожгло ледяной водой. Дыхание перехватило, и вновь зашумело в голове. Темнота окрасилась в багрово–желтые цвета. Фонари вспыхнули ярче обычного, и, как в кошмаре, материализовалось лицо злодея – невообразимо прекрасное, с огромными черными глазами. Дэвид готов был поклясться, что на долю секунды на месте зрачков зажглись два раскаленных угля. Капельки воды сверкали на изогнутых ресницах, бежали по влажным щекам, губам, подбородку, срывались с них, образовывали каскады водопадов, разбивавшиеся о великолепной формы груди. Одну из них он только что держал в своей ладони. Какое–то время чудесное создание, спустившееся на землю из рая, или, напротив, поднявшееся из ада, решить вот так сразу и окончательно было решительно невозможно, да и, наверное, ненужно, разглядывало полусогнутого репортера. Затем хитрый прищур исчез, горящие угли вновь сверкнули, как будто внезапно налетевший ветер раскалил их добела, и тут же потухли. Уголки губ дернулись вверх в едва заметной усмешке. Репортеру вдруг захотелось, чтобы это лицо осталось с ним как можно дольше. Возникло желание задержать и сохранить милый образ. Создание приоткрыло рот. Кремово–розовый язычок, порхнув над зубками цвета слоновой кости, слегка коснулся нижней губы. – Что ты забыл в женской душевой, извращенец?! Какой позор! – вихрем пронеслось в голове. Погруженный в размышления о случившемся возле музея, журналист совершенно не обратил внимание на указатель и свернул... А куда он свернул?.. Да, впрочем, уже неважно. Ясно, что не туда. Обнаженная брюнетка в ожидании ответа, ничуть не смущаясь, разглядывала репортера. Сложен он был великолепно. Недаром ведь в университете занимался греблей. Дэвид выпрямился. Некстати вдруг вспомнилось, что находится он в мусульманской стране. За его неосторожную и, безусловно, нечаянную выходку по местным законам, наверное, полагается нечто люто–мучительное. От осознания этого факта стало совсем не весело. Впрочем, гостиница–то вполне себе европейская. Да и девушка вовсе не выглядела как местная жительница. Ну, максимум – полукровка. Отступать дальше все равно было некуда. Дэвид подумал о том, что успел разглядеть только лицо и грудь незнакомки. Его тут же бросило в краску, но глаза отказались внимать голосу разума, и взгляд заскользил по ложбинке на животе. – Следующий удар будет ниже. И значительно, – девушка говорила по–английски с едва заметным акцентом. Голова ее слегка наклонилась набок, как бы оценивая собеседника, а уголки губ чуть дернулись вверх. Так и не дождавшись никакой реакции, она развернулась, выхватила откуда–то купальник и, как ни в чем не бывало, зашагала в сторону бассейна. Еще через пару мгновений кокетливо покачивающиеся бедра чаровницы скрылись в темноте. Только после этого Дэвид почувствовал, что его трясет от холода. Отрегулировав температуру воды, он быстро смысл с себя остатки пыли и грязи. Надо было срочно исправлять ситуацию. Страшно представить, как он выглядел в ее глазах! Соображай скорее, – сказал себе репортер. Она – в бассейне, значит надо догнать ее, извиниться и все объяснить. Натянув плавки, Дэвид бросился вслед за незнакомкой. Девушка, как ни в чем не бывало, плавала на спине, совершая неспешные взмахи точеными ручками. На появившегося репортера не обратила ни малейшего внимания. – Привет, – не очень уверенно крикнул он. Ответа не последовало. Тогда Дэвид коротко разбежался, оттолкнулся от прорезиненного бортика и стрелой вошел в воду с таким расчетом, чтобы вынырнуть прямо перед ней. Пловчиха была вынуждена остановиться. – Ты – журналистка? Не видел тебя здесь раньше. Меня зовут Дэвид Дункан. Я из… – репортер произнес название газеты, в которой работал, – хотел извиниться. Все – из–за этой проклятой темноты. Свернул не туда. Девушка не ответила. Она медленно погрузилась в воду и вынырнула уже у поручней. – А как зовут тебя? Я ведь имею право узнать имя той, которая едва меня не покалечила, – попытался пошутить Дэвид. Незнакомка элегантно выбралась из бассейна и направилась в раздевалку. – Элиз, – не поворачивая головы, уже возле самого выхода звонко произнесла она. – А телефон… Могу я... Дверь бесшумно закрылась. «Элиз, Лайза, Изабелла, Алиса, Лиза, Элис...», – Дэвид перебирал в уме все знакомые ему формы показавшегося вдруг таким красивым имени. Оно неожиданно наполнилось неким тайным, ранее не заметным значением. Перестать думать о волшебном создании из душевой никак не получалось. Кто она? Служащая отеля? С таким чудным акцентом – вряд ли. Значит постоялец. Возможно, даже не журналистка, а чья–то ассистентка или продюсер. Ну не фотокорреспондент же. Такие хрупкие плечи не созданы для того, чтобы таскать неподъемные штативы. Хотя, вспоминая болезненный удар коленом, полностью отрицать последний вариант было бы преждевременно. Попытка выяснить что–либо у портье ни к чему не привела. Он знать ничего не знал ни о какой брюнетке и всем своим видом демонстрировал, что больше ни на какое давление не поддастся. Не помогли даже деньги. Прохвост жадно рассматривал бумажку в 50 фунтов, тер лоб в попытке что–нибудь вспомнить, но все бесполезно. Когда Дэвид размышлял, как еще можно воздействовать на забывчивого служащего, вращающиеся двери выплюнули в холл с улицы Фаруха. Всегда восторженно–суетливый и даже веселый под стать своему имени1 помощник на этот раз выглядел весьма сосредоточенным: схватил Дэвида под локоть и потянул в сторону. – Я выяснил имя погибшего, – прошептал он. – Как? Хотя к дьяволу детали, потом расскажешь. Кто он? – Музейный сторож. Жил в районе аль–Русафа. Это здесь, совсем рядом. Я оставил машину у входа. – Так едем сейчас же. Портье взглядом проводил репортера и его помощника, а затем быстро снял телефонную трубку и стал набирать чей–то номер. |
Похожие:
 | Каракаллы. Главная идея реконструкции заключается в том, чтобы показать, какие реальные политические фигуры и события средневековья... | | В древней армянской истории было несколько столиц, с тех пор прошли столетия и тысячелетия, но такой — не было никогда. Сегодняшний... |
| И, тем не менее, чтобы не омрачить свое пребывание в этой стране, перед тем как отправиться в путешествие, мы настоятельно советуем... |  | Почему было принято решение разработать такой закон? Ну, во-первых, это уже не новое движение, т е это не новая концепция, которая... |
| Мало кто из писателей это понимает (писательство не требует ума, поэтому в литературном деле умных людей не больше, чем во всяком... | | Именно столько в этот же год должно было бы исполниться одному из интересных явлений в истории столицы Украины Киевскому высшему... |
| Автор выражает огромную благодарность Владимиру Орлову, а также Михасю Чернявскому и Олегу Хмуровичу за бесценную помощь, оказанную... | | Автор этой книги считает, что антисемитизм – это болезнь. Но для лечения болезни надо знать ее происхождение. Ведь иногда болезненное... |
| Что, если врут летописи и учебники, и прошлое было совсем иным? Автор задался этими вопросами. И сделал сногсшибательный вывод: Киевской... | | Любопытные события, послужившие сюжетом этой хроники, произошли в Оране в 194 году. По общему мнению, они, эти события, были просто... |