Восточнохристианская традиция и «национальная» специфика столпничества в Древней Руси: проблемы и источники историко-культурного исследования (Л.Б. Сукина)
В статье рассматривается редкий для древнерусской святости подвиг столпничества. С восточной христианской традицией древнерусское столпничество роднит аскетизм подвига, включавший затворничество и молчальничество. Но в остальных проявлениях оно отличается от «классического образца». Однако это отличие было не национальным своеобразием, а следованием другой традиции, сложившейся в восточном христианстве в средневизантийский период. Святости с указанием на столпничество удостоились только двое русских подвижников XII в., что и породило в последствие иллюзию особой его редкости на национальной религиозной почве. В основе исследования – анализ ранних редакций житий древнерусских столпников Кирилла Туровского и Никиты Переславского и памятников русской средневековой архитектуры и иконописи, сохранивших следы столпнических практик.
Ключевые слова: Древняя Русь, восточное христианство, столпничество, агиография, древнерусская архитектура, иконопись.
Столпничество — экзотическая и во многом загадочная форма монашеского подвига, сложившаяся на Христианском Востоке в раннем средневековье. В последнее время она привлекает все большее внимание в связи с общим ростом интереса к средневековой культуре. Практика столпничества активно обсуждается в интернете, как на религиозных, так и на светских просветительных ресурсах, ее подробности становятся изюминками сюжетов произведений интеллектуальной прозы (Милорад Павич «Хазарский словарь», Умберто Эко «Баудолино»).
Столпниками принято называть подвижников, подвизавшихся на столпах, которыми им служили античные колонны крупного размера или же специально возведенные высокие башнеобразные сооружения. Точное время появления этой практики неизвестно, но, вероятно, это произошло ранее IV в., так как Св. Ефрем Сирин (ок. 306 — 373) в 29 поучении к египетским монахам утверждал, что видел человека, стоявшего на столпе «ради добродетели»1160. Почитаются столпники в лике преподобных.
Первым святым, прославившимся этим подвигом, является Симеон Столпник (ок. 390 — 459). Его подражателями были несколько известных восточных святых: преподобный Даниил (ок. 410 – ок. 490), преподобный Иоанн (V в.), Симеон Дивногорец (Симеон Столпник Младший, ум. 459), Антоний Марткопский (VI в.), преподобный Алипий (ок. 515 – перв. треть VII в.). Их духовными наследниками, в свою очередь, выступали столпники византийской церкви Феодосий Столпник Едесский (IX в.), Лука Халкидонский, Столпник Новый (X в.), Лазарь Галисиот из Эфеса (XI в.) и др.
В западной церкви столпничество не нашло своего распространения. Кажется, единственным столпником на Западе был преподобный Вульфилаих (ум. ок. 594), совершавший свой подвиг на вершинах Арденн. Кстати, в его жизнеописании, содержащемся в «Истории Франков» Григория Турского, указывается на проблематичность буквального следования ближневосточной аскетической традиции в умеренных широтах («Кроме того я поставил столп, на котором я стоял, испытывая большую муку, так как не имел под ногами надежной опоры. И вот когда, как обычно, наступила зима, я так страдал от леденящего холода, что от сильного мороза у меня часто сходили ногти на ногах, а на бороде моей замерзала вода и свешивалась наподобие свеч»)1161.
Древняя Русь переняла эту форму христианского подвига вместе с другими религиозными практиками у Византии. На Руси со столпничеством связано прославление святых Кирилла Туровского, Никиты Переславского и Саввы Вишерского. К столпникам, вероятно, можно отнести и Павла Обнорского (Комельского), проведшего часть жизни в уединении, в дупле большой липы. Необычность подвижничества этих святых подчеркивалась в их житиях и культах. Однако исследование особенностей усвоения практики столпничества в древнерусской монашеской среде никогда специально не проводилось. Обращение современных богословов к теме столпников на Руси сводится преимущественно к апологии и констатации редкости этого монашеского подвига, а также объяснению его национальной специфики местными климатическими условиями и ограниченностью строительных технологий.
Усвоение подвига столпничества древнерусской монашеской культурой, в основном, связано с фигурами Кирилла Туровского и Никиты Переславского. В рамках данного небольшого исследования мы попытаемся реконструировать и сопоставить с уже сложившейся в то время традицией их поведенческие модели, некоторые важные детали которых зафиксированы в житиях этих святых.
Как уже отмечалось выше, основы столпничества как особого вида монашеского подвига сформировались еще в IV—V вв. в Сирии. Протоиерей Георгий Флоровский подчеркивает, что в это время для сирийского монашества было особенно характерно «отшельничество, соединенное с исключительными средствами аскетического самоумерщвления»1162. Исследовавший религиозно-психологические особенности юродства и столпничества иеромонах Алексий (Кузнецов) полагал, что столпничество пришло на смену мученичеству, возможности достижения святости посредством которого были исчерпаны в связи с утверждением христианства на всей территории Римской империи. Столпники стали новым образцом смирения духа и плоти. Также в их поведении был пафос преодоления христианством остатков язычества, ибо для реализации своего подвига они часто использовали недавние святыни различных языческих культов (в основном, большие колонны античных храмов)1163.
Не углубляясь далее в исследование феномена восточнохристианского столпничества как целостного явления, обозначим несколько важных для наших дальнейших рассуждений позиций. Столпническая модель христианского подвига генетически связана с монашеской средой. Восточные столпники предварительно принимали монашеский обет и лишь в прошествии некоторого времени удалялись в свое уединение. При этом связь столпника с внешним миром никогда не прерывалась (не смотря на обязательное молчальничество). Столпник мог на время выйти из своего уединения, чтобы принять участие в решение важных религиозных дел. Вокруг столпов нередко образовывались новые монастыри из почитателей подвижников. Судя по сочинениям Ефрема Сирина и Иоанна Мосха, столпничество на Востоке было довольно распространенным явлением, но не все столпники прославились и были удостоены почитания в дальнейшем.
Современник расцвета столпничества сирийский монах и духовный писатель Иоанн Мосх (550 – 619) оставил описание традиционного для той эпохи столпа. Он представлял собой суживающуюся кверху башенку. На ее вершине была небольшая площадка, огороженная стенкой без какой-либо крыши или навеса. Столпники стояли внутри этой оградки, где трудно было сесть или лечь. Ложе столпника в виде узкого балкончика или гамака, предназначавшееся для кратковременного сна, иногда устраивали под площадкой. Площадка связывалась с землей лестницей1164. Но жития столпников содержат упоминания и о столпах в виде старых башен, пещер в горах, остатков храмовых портиков и т.п. То есть, никакого твердого канона, предписывающего единообразное устройство столпа, по-видимому, не существовало. Для столпника важно было, чтобы место его уединения было оторвано от грешной земли и приближено к небесам.
Древняя Русь познакомилась с традициями столпничества после принятия христианства, когда в составе патериков и прологов сюда попали рассказы о подвигах восточнохристианских аскетов и подвижников. В древнерусскую монашескую практику столпничество пришло, вероятно, в XII веке.
Первым известным древнерусским столпником считается святитель Кирилл Туровский (1130 – ок. 1182)1165. Почитание Кирилла в Турове началось, вероятно, вскоре после кончины1166, так как сохранилось его проложное житие (составление которого датируется между второй половиной XIII – началом XV в.), известное в значительном количестве списков XV–XVI веков1167. Этот очень краткий текст Жития и является основным источником, в котором зафиксированы сведения о столпническом подвиге туровского епископа1168.
Из проложного Жития мы узнаем, что Кирилл был уроженцем Турова и происходил из состоятельной семьи. Однако богатство и слава не прельщали его, так как он «паче всего прилежаше божественных писаний» и хорошо освоил книжное учение. Еще в юном возрасте он стал послушником. Когда наступило подходящее время (в 1161 г.), Кирилл принял монашеский постриг. По косвенным данным (на основании современных описываемым событий из «Сказания о Мартине мнихе») предполагается, что это произошло в монастыре Бориса и Глеба в Турове1169.
Какого статуса Кирилл достиг в монастыре, неизвестно. Но указание текста жития на то, что он поучал монахов быть в послушании и покорности игумену и слушать его как Бога («чернец убо, иже не имеет послушаниа к игумену, яко обещася, таковый не может бытии спасен»), может свидетельствовать о близости Кирилла к настоятелю или его особом положении среди монашеской братии.
Стремясь к еще большему благочестию Кирилл стал столпником («По сем блаженный, на болшая подвигы желая, в столп вшед, затворися и ту пребысть неколико время, постом и молитвами паче себе тружаяся. И многа божественаа писаниа изволи, славен бысть по всей стране той»). В том, что, будучи столпником, Кирилл не оставлял своей литературной деятельности, нет ничего удивительного. Так же поступал и Симеон Столпник. Для современного читателя некую загадку представляет фраза «в столп вшед, затворися и ту пребысть неколико время», то есть, не понятно, куда вошел Кирилл Туровский и, как и почему он оттуда вышел. Современный исследователь трактует эту фразу следующим образом: «…он так уседно подвизался в иноческих подвигах, что даже на некоторое время уходил в затвор как столпник»1170. Некий популяризатор жития святого, готовя контент для религиозного сайта, и желая прояснить ситуацию для своей паствы, включает в объяснение элемент собственной фантазии: «Затем блаженный Кирилл <…>удалился в столп, то есть в однообразную, может быть, сторожевую башню, затворился там и пробыл в этом столпе долгое время»1171. Никакие древнерусские письменные источники не проливают свет на то, как могло выглядеть место столпнического подвига Кирилла Туровского. Сам Борисоглебский Кирилловский монастырь в Турове, служивший в XII столетии местом пребывания туровских епископов, не сохранился. На его месте находится старинное кладбище.
Ключ к пониманию того, что могло представлять собой столпничество древнерусского монаха во второй половине XII в., дают исследования искусствоведов, рассматривающих практики затворничества и столпничества, как одного из факторов, влиявших на планирование монастырских комплексов и композицию храмового пространства в Византии и Древней Руси1172. Анализ житий Луки Халкидонского, Лазаря Галисиота и других памятников византийской агиографии показывает, что столпники X–XI вв., успешно сочетали затворническое уединение на столпе, возведенном прямо на территории монастыря, с выполнением функций игуменов. Их столпы могли быть также и частью храмового комплекса (в виде примыкающей к церковному зданию или встроенной в объем церкви башни) и связываться с внутренним пространством храма с помощью специального окна, что давало столпнику возможность участвовать в богослужении.
Вероятно, эта традиция была усвоена и в других странах византийского культурного ареала. Так, С. Чурчич описывает башню в кафоликоне (соборном храме) XIII в. сербского монастыря Жича, на втором этаже которой находилась келья затворника, а на третьем его часовня1173. Местоположение и конструкция этой башни подчеркивали высокий статус затворника-столпника в монастырском сообществе.
Имеющиеся на хорах и лестничных башнях Антониева и Георгиевского монастырей в Новгороде, Мирожского монастыря в Пскове и Евфросиниева монастыря в Полоцке (все постройки XII в.) ниши-кельи В.Д. Сарабьянов предлагал рассматривать как места «личного молитвенного подвига» для монастырской элиты, стремящейся к высотам духовного совершенства1174. Подтверждением того, что такой подвиг был аналогом столпничества, служит изображение монаха-столпника, находящееся вплотную с нишей-кельей, устроенной в стыке северо-западной башни и западной стены собора Рождества Богородицы новгородского Антониева монастыря. По-мнению В.Д. Сарабьянова, именно в этой нише преподобный Антоний Римлянин (по преданию, он родился в Риме от православных родителей) провел последние годы своей жизни1175. Но, отметим, ни один из монахов-затворников Северо-Западной Руси не почитался как столпник. В Житии Антония не упоминается о его столпничестве. Поэтому о характере подвига монахов, сидевших в нишах монастырских соборов в Новгороде, Пскове и Полоцке, мы можем судить только по косвенным данным, полученным при изучении архитектуры и росписей этих храмов. Однако, эти данные, достаточно убедительно свидетельствуют в пользу распространенности в XII в. среди монашеской элиты русских монастырей византийской практики затвора «в столпе».
Исследователь влияния традиции столпничества на монастырскую архитектуру Византии и древней Руси А.А. Фрезе отмечает одну важную особенность, характерную для средневизантийского периода — слияние образов пещеры и столпа: «Павел Новый живет в пещере наверху высокой скалы, Лазарь Галисиот выбирает местом своего подвига тесную келью без крыши, а древнерусские столпники Антониева и Георгиевского монастырей буквально замуровывают себя в узкие пространства ниш-келий, расположенных внутри церковных башен»1176.
Очевидно, что Кирилл Туровский действовал не в традиции древнего восточного столпничества, а согласно уже вполне сложившейся и распространенной в его время практике византийского мира. Вероятно, он «вошел» в тесную келью лестничной башни или хоров собора Борисоглебского монастыря в Турове, будучи настоятелем этой обители или принадлежа к ближайшему окружению настоятеля, а вышел из затвора, чтобы принять сан туровского епископа и вернуться к активной церковно-политической деятельности. И его современники не видели в этом ничего экстраординарного — так поступали подвижники в православных монастырях, находившихся в зоне религиозного и культурного влияния Византии. Тем не менее, в агиобиографии Кирилла столпнический подвиг преподнесен как важный эпизод его духовного совершенствования, выдвижения монаха-праведника из Турова в ряд наиболее значимых религиозных деятелей своей эпохи.
Более детально в источниках описан подвиг столпничества подвизавшегося в монастыре Никиты Великомученика в окрестностях Переславля-Залесского преподобного Никиты Столпника Переславского, наиболее вероятное время жизни которого также относится ко второй половине XII века. Когда начал формироваться его культ, точно не известно. При этом следует учитывать, что ранняя (краткая) редакция его Жития датируется концом XIV — началом XV века1177. Подробное описание подвига столпничества содержится в Житиях, которые М.А. Федотова относит к Основной редакции, сложившейся в середине XVI века1178.
Как и Кирилл Туровский, Никита Переславский и в миру принадлежал к привилегированному слою («бе мытарем друг и с ними прилежа градским судиям»). Но в монастырь пришел не вполне по собственной воле, а после получения знамения, что на небесах обеспокоены его жадностью и жестокосердием. Возможно, после демонстративного раскаяния (три дня и три ночи он стоял возле монастырских ворот, снося оскорбления и побои прохожих, сутки сидел в комарином болоте) и последовавшего за ним пострижения Никита сразу же был выделен среди прочих монахов Никитского монастыря и удостоен права на столпничество благодаря тому, что был богат и близок к власти. Любопытно, что в житии утверждается, будто близкие Никиты, несмотря на его почти запредельный аскетизм, не верили, что он отказался от всего имущества, и полагали, что значительную часть богатства он продолжает держать при себе.
В обеих редакциях жития в подвижничестве Никиты выделяются две стадии. По вступлении будущего святого в монастырь, бывший в то время особножительным (общежительство было введено здесь Иваном Грозным в середине XVI в.1179), игумен «затвори его в хлевине усце», где он «возложи на тело свое железа тяжки». Далее, как отмечает исследовательница Жития Никиты М.А. Федотова, преподобный стал известен и «редким на Руси видом подвижничества — стоянием на столпе, за что и получил прозвание столпника»1180. Но основная редакция Жития показывает, что Никита стоял не «на» столпе, а «в» столпе. Одна из главок текста называется «О еже святый ископа столп себе». В этой главке говорится, что по прошествии небольшого времени после пострижения Никита по благословению игумена выкопал себе столп и «в нем седе». Из этого «столпа» он «ископа стезю узкую» под стену монастырской церкви и ходил по ней на службу1181.
Дополнительные детали устройства Никитиного «столпа» сообщаются в эпизоде убийства святого его родственниками, посчитавшими железные вериги подвижника золотыми. Они «разориша покров столпа и вшедше в он». Обнаруживший неладное церковный ключарь «узре покров у столпа разорен». Игумен, которого он позвал, «прииде к столпу и вшед в он»1182.
Эти упоминания о «столпе» Никиты вкупе дают возможность понять, что он представлял собой не башнеобразное сооружение и тем более не колонну с огороженной площадкой, а искусственно вырытую пещерку в склоне холма, на котором стоит монастырь, имевшую деревянную или соломенную кровлю. Пещера соединялась с монастырским храмом подземным ходом или траншеей, позволявшей Никите, формально не выходя из затвора, присутствовать на церковных службах, как это делали и византийские подвижники его времени. Все строения Никитского монастыря в то время, скорее всего, были деревянными, так как никаких данных о наличии в нем до первой трети XVI в. каменных сооружений не имеется. Возможно, это было основной причиной, препятствовавшей реализации Никитой столпнического подвига по более традиционному образцу.
Место «столпа» Никиты сохранилось в Никитском монастыре до настоящего времени. Там, где находилась пещерка святого со временем (когда точно, неизвестно, но, возможно, одновременно со строительством в монастыре каменных храмов в середине – второй половине XVI в.) был поставлен «традиционный» каменный столп в виде небольшой башенки с узкой кельей. Его окружали деревянные паперти. В 1763 г. они были заменены каменной галереей, а под столпом в земле была сделана каменная келья с окном и дверцей, условно обозначавшей начало подземного хода в монастырский собор1183.
Как мы уже показали выше, в устройстве средневековым столпником затвора в виде пещеры в склоне холма или горы не было ничего необычного. Но спустя несколько веков, эта практика уже забылась и представлялась странной. На житийной иконе XVI в. столп Никиты Переславского изображен в виде невысокой каменной башни с тесной кельей. На иконах последующего времени Никита нередко изображался как восточные столпники стоящим на вершине колонны, внутри ограды, скрывавшей его по пояс.
Неизвестный автор, пересказавший в начале XX в. Четьи-минеи Димитрия Ростовского, сопроводил описание подвижничества Никиты Столпника следующим рассуждением: «Столп, который устроил преподобный для своих подвигов, находился не поверх, а внутри земли. Это была столпообразная круглая яма, или просто пещера, так как столпничество святого Никиты было по существу затворничеством»1184. Таким образом, столпничество Никиты ставится в этом тексте под сомнение. Но, вспомним, что и у византийских столпников XII в. столпничество и затворничество по существу сливались в единую, высшую форму монашеского подвижничества.
Я.Н. Щапов отмечал, что на формирование русского монашества XI–XII вв. христианские монастырские традиции оказали влияние двумя путями — через монашескую литературу и монастырские уставы и через личный монашеский опыт русских подвижников, побывавших в Константинополе, Палестине и на Афоне1185. То есть соединение затворничества и столпничества могло быть просто «подсмотрено» русскими паломниками, а рассказы о виденном ими широко разошлись в монашеской среде. Можно также предположить, что распространение на Руси во второй половине XII в. именно византийского образца столпнического подвига было связано с усилением при Юрии Долгоруком и последующих киевских князьях позиций высшего духовенства греческого происхождения — митрополитов и епископов (после бегства с митрополичьей кафедры Климента Смолятича, последовавшим за изгнанием князя Изяслава Мстиславича). Заметим, что один из рассматриваемых нами столпников — Кирилл Туровский, как явствует из его Жития, уже, будучи епископом, принимал участие в деле Феодорца Ростовского на стороне греческого духовенства1186.
С древней восточнохристианской традицией древнерусское столпничество роднит предельный аскетизм подвига, высоко оцениваемый собратьями-монахами. Никита Переславский, как и прославленные древние столпники (например, Симеон Дивногорец), за свое подвижничество удостоился дара исцеления и нахождения источников чистой ключевой воды. Но в остальных проявлениях подвиг Кирилла Туровского и Никиты Столпника Переславского отличается от «классического» сирийского образца. Однако это отличие было не национальным своеобразием, а следованием другой традиции, сложившейся в восточном христианстве в средневизантийский период. Материальные источники — памятники архитектуры показывают, что монахов, ищущих затворнического подвига «в столпах» на Руси XII в., вероятно, было не так уж мало, и их поведение не было исключительным, но святости с указанием на столпничество удостоились только двое, что и породило впоследствии суждения об особой редкости этого типа подвижничества на русской религиозной почве.
|
