С. В. Кортунов национальные интересы россии в мире

Скачать 5.49 Mb.

Название	С. В. Кортунов национальные интересы россии в мире
страница	1/34
Тип	Монография

blankidoc.ru > Договоры > Монография

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 34

С.В.Кортунов
НАЦИОНАЛЬНЫЕ ИНТЕРЕСЫ РОССИИ В МИРЕ

Научный рецензент – профессор кафедры мировой политики факультета мировой экономики и мировой политики ГУ-ВШЭ М.З.Шкундин

Монография подготовлена в рамках проекта «Национальные интересы России в мире по гранту № 08-01-0073 Государственного университета – Высшая школа экономики (ГУ-ВШЭ).

Москва

2009

Издательство «Аспект-пресс»

СОДЕРЖАНИЕ
Введение

Глава первая. О понятии национального интереса: теоретические и методологические аспекты.

Глава вторая. Основные внутриполитические национальные интересы России в контексте национальной стратегии развития.

Глава третья. Кризис системы международной безопасности.

Глава четвертая. Основные внешнеполитические интересы России в контексте национальной и международной безопасности.

Глава пятая. Внешнеполитические интересы России на глобальном, региональном и субрегиональном уровне.

Глава шестая. Национальные интересы России на постсоветском пространстве

Глава седьмая. Интересы России в Большой Европе

Глава восьмая. Интересы России в контексте российско-американских отношений

Глава девятая. Интересы России в АТР

Глава десятая. Между имперским и национальным

Глава одиннадцатая. Роль и место России в современном мире

Заключение

Введение

Набирающий обороты мировой финансовый кризис властно поставил в глобальную повестку дня проблему управляемости процессами мировой экономики и мировой политики. Масштабы кризиса многие обозреватели сравнивают с Великой депрессией 1930-х годов^¹, а некоторые из них – даже с тем, что прошла Европа в XIV столетии во времена «нового темного века»^². С.Караганов полагает, что начался новый период мировой истории^³.

Президент РФ Д.Медведев в Послании Федеральному Собранию от 5 ноября 2008 г. упомянул кавказский кризис, который поставил «под сомнение эффективность международных институтов обеспечения безопасности» и фактически «дестабилизировал основы глобального порядка», и мировой финансовый кризис, который, начавшись как «локальное ЧП» - на национальном рынке Соединенных Штатов…тоже приобрел глобальный характер». Эти две очень разные проблемы, по мнению Президента РФ, имеют, «однако, общие черты и, можно сказать, общее происхождение». И связал он их с односторонними действиями США.^⁴

В июле 2008 года Президент России Д.Медведев утвердил новую Концепцию внешней политики Российской Федерации. В октябре 2008 г. правительство РФ утвердило Концепцию долгосрочного социально-экономического развития РФ до 2020 года (Стратегия 2020). В апреле 2009 г. Президент РФ утвердил новую Стратегию национальной безопасности. В этих документах Россия ставит задачу возвратить себе статус великой державы и войти в пятерку наиболее богатых стран мира (по валовому ВВП), определяющих мировое развитие. Эти цели подтверждаются в выступлениях высшего политического руководства РФ даже в условиях кризиса.

Глава первая.

О понятии национального интереса:

теоретические и методологические аспекты.

Развитие основополагающих представлений о национальном государстве в социальной философии и политико-правовой мысли
Понятие «национальное государство» в настоящее время - одна из основополагающих категорий политической науки и теории международных отношений. Не вызывает сомнения, что своими идейными корнями оно восходит к западноевропейской политической мысли, а этимологией – к европейским языкам, в первую очередь, английскому (nation-state) и французскому (etat-nation).

В русском языке термин «национальное государство», как правило, употребляется как синоним буквального перевода с английского языка - «государство-нация». При этом в отечественной науке это понятие в его современном смысле вошло в употребление только в начале 1990-х годов. Тогда же начался процесс уточнения содержания понятия «национальное государство» с целью дать ему четкое определение.

Важно отметить, что как в западной, так и в отечественной науке в рамках международной проблематики, когда речь идет о современности, существует тенденция сближать понятие «национальное государство» с понятием «государства» в целом. Например, современный теоретик международных отношений К. Гоулдманн утверждает, что: «государство, в смысле национальное государство, – основной компонент всего «международного», поскольку без государства нет и международных отношений»^⁵.

Такой подход к национальному государству получил название этатитского. Он подразумевает определенное понимание национального государства - как государства современного типа. Довольно четко эту позицию сформулировал известный социолог Э. Гидденс: «Все современные государства являются национальными… Они обладают правительственным аппаратом, имеют определенную территорию, формализованные своды законов и осуществляют контроль над вооруженными силами. Однако по некоторым существенным характеристикам современные государства резко отличаются от традиционных»^⁶. Именно в таком смысле – как синоним государств - понятие «нации» употребляется в названиях таких международных организаций, как Лига Наций и Организация Объединенных Наций.

Однако в реальности оказывается, что за формальным приравниванием государства к «национальному государству» скрывается множество сложных дискуссионных вопросов. Например, какой именно набор специфических признаков отличает «национальное» государство от «ненационального»? Являются ли национальными такие государства с весьма своеобразной историей, как США, Китай и Индия? Можно ли называть государства, неспособные обеспечить свое территориально-государственное единство - как, например, Сомали - национальными государствами? Может ли развитие Европейского Союза привести к тому, что страны Европы перестанут быть национальными государствами, если они сейчас являются таковыми?

Реально существующее в настоящее время разнообразие форм государственности ставит необходимость постоянно уточнять и переосмысливать как понятие национального государства, так и понятие государства вообще. Как отмечает, например, М.В. Ильин, «Речь идет о примерно двух сотнях членов международного сообщества и о нескольких десятках претендентов на эту роль. Сравнительный анализ данных казусов показывает, что их нельзя соотнести друг с другом с помощью только одного понятия. Приходится использовать слово государство «с прилагательным»: социальное, облегченное, федеративное, консоциативное, корпоративное и т.п.»^⁷ Встает вопрос, как все эти формы государственности соотносятся с понятием национального государства?

Необходимость установления точного смысла понятия «национальное государство» заставляет обратиться к его идейным основаниям и исследовать процесс их теоретической эволюции. Определенные трудности при этом связаны с тем, что это комплексное понятие.

Развитие представлений о государстве и нации долгое время проходило относительно независимо друг от друга под воздействием различных событий как внутриполитической (Великая французская революция), так и внешнеполитической природы (Вестфальский договор 1648 г.). И в феномене национального государства воплотились как социально-философские и политико-правовые идеи, относящиеся непосредственно к государству, так и, собственно, представления о нации. При этом, если первые, как правило, имеют объективную природу – они могут быть запечатлены в Конституции и международных договорах (например, положение о гражданстве и государственном суверенитете), то вторые в большей степени воплощаются как факты общественного сознания (представления людей о самих себе). Поэтому имеет смысл рассмотреть их отдельно друг от друга. Начнем с первых.

Термин «государство» в современном смысле этого слова появляется в европейских языках только в Новое время. Как отмечает английский исследователь К. Скиннер, латинское слово status, скорее всего, стало использоваться в средневековой Италии в XII в. в связи с возрождением римского права. Значение слова status и его производных (estat, state, etat, stato и др.) в то время можно выразить как «правовое положение» или «правовой статус», и даже как «стать» или «достоинство». К концу XIV в. этот термин начинает использоваться для обозначения общего состояния королевства или республики. В таком смысле, например, говорилось о необходимости городских магистратов поддерживать «bonus» или «optimus status republicae» - т.е. благополучное, процветающее состояние^⁸. Примерно тогда же понятие stato стало использоваться для обозначения правления конкретного человека или партии. Например, «lo stato de`Neri» - «правление партии Нера»^⁹.

Наконец, Н. Макиавелли (1469-1527 гг.) делает решающий шаг на пути модернизации обсуждаемого термина, отделяя «государство» (lo stato) как политическую организацию людей, существующую в рамках определенной территории, от персоналий правителей. В своем труде «Государь» («Il Principe») он подчеркивает, что «государства» (stati) имеют собственные органы управления, социальные основы, законы и традиции, не сводимые к личности правителя^¹⁰. Представляется, что именно с этого момента можно говорить о распространении общего понятия «государство». До него использовались различные понятия, производные от формы правления: царство, княжество, полития, республика и др.

Н. Макиавелли же одним из первых поставил вопрос о несовпадении территории проживания народов с государственными границами и сформировал стратегию объединения Италии. Национальная консолидация, по его мнению, возможна при наличии ряда условий:

сильный лидер;
сильная национальная армия;
общие символы;
психологическое единство.

Распространение понятия государства во французском языке связано, в первую очередь, с именем Ж. Бодена (1530-1596 гг.) В своей главной работе «Шесть книг о республике» («Six livres de la Republique», 1579) он, как установлено, использовал термин estat около тысячи раз в шести разных смыслах:

как состояние, которое может быть хорошим или плохим;
как «политическое сообщество» или «полис»;
как определенный тип политического режима: монархия или демократия;
как определенная группа индивидов обладающих одинаковым социальным статусом, сословие - во мн. числе, estats;
как законодательный орган - во мн. числе, estats;
как особые статусы индивидов в политической системе - во мн. числе, estats^¹¹.

Но главная заслуга Ж. Бодена - в разработке понятия, которое неотступно сопровождает понятие «государства» - понятия «суверенитет». Как считается, истоки идей о суверенитете восходят еще к Аристотелю. Он использовал термин autarkia - самодостаточность, которая, по его мнению, характеризовала способность греческих городов-государств к полностью самостоятельному существованию, и их полновластие в рамках своей территории. Этим они отличались от других социальных общностей, таких, как семья и т.д^¹².

Ж. Боден, в свою очередь, дал классическое определение суверенитета: «Суверенитет - это абсолютная и вечная власть, доверенная государству»^¹³.

Определение власти как «абсолютной» означает всеобщность законодательной власти и отсутствие некоей иной верховной власти на земле. Боден утверждал существование абсолютной и вечной власти управления государством, выражающейся прежде всего во власти учреждать законы. Эта власть абсолютна, потому что дается суверену-государю без каких-либо условий. Эта власть вечна, так как она не может быть отменена, взята назад. Это власть издания приказов всем и «неполучения» их ни от кого. Суверен находится над всеми субъектами права и не должен быть ограничен изданными им же законами.

Однако и у Ж. Бодена суверен не обладает неограниченной властью. Он ограничен естественным правом, божественным правом и основными законами, такими как «Саллическая правда», договоры, право частной собственности.

Теория суверенитета Ж. Бодена была направлена, в первую очередь, против конкурирующих с государствами источников суверенитета в средневековой Европе, которые рассматривали свою власть как власть, стоящую выше государственной – Римской церкви и императора Священной Римской империи^¹⁴. В это же время государственный суверенитет был зафиксирован в международно-правовом документе - Договоре о мире в Вестфалии (1648 г.), который закреплял суверенный статус германских княжеств, а также статус Голландии и Швейцарии как независимых государств. Тем самым понятие суверенитет соединилось с требованием территориальной целостности и независимости государств.

С именем Т. Гоббса (1588-1679 гг.) и появлением его «Левиафана» (1651 г.) содержание суверенитета приобрело абсолютный характер, что означало его свободу от любых ограничений внутри государства. Теория суверенитета Гоббса основана на единстве власти. Источником власти и права являются правители. Прерогативы правителей не ограничены, не отчуждаемы, абсолютны и нераздельны. Именно они являются основополагающими свойствами суверенитета и составляют внутреннюю структуру государства. Эти прерогативы применимы к любой организации властных отношений в условиях единовластия. Единство властей должно сохраняться при любой форме правления, будь то монархия, аристократия или демократия. И при демократической форме государство должно быть унитарным образованием, в котором лишь одна ассамблея (собрание) всех граждан осуществляет прерогативы правления.

Для Гоббса, как и для Бодена, сувереном может быть любой высший орган государства - монарх, собрание представителей и даже народное собрание. По Гоббсу, суверенной должна признаваться любая власть, фактически установившаяся и существующая в государстве. Хотя первоначальным источником суверенной власти является общественный договор, заключенный между членами общества, но поскольку передача власти состоялась без всяких условий и ограничений, общество, являющееся источником суверенитета, не может рассматриваться как носитель суверенитета. Волей общества надлежит считать волю существующей в обществе власти.

Идеи суверенитета применительно к межгосударственным отношениям развивал Г. Гроций (1583-1645 гг.), который утверждал, что «общим носителем» верховной власти является государство, а «носителем власти в собственном смысле» может быть одно или несколько лиц «в соответствии с обычаями и законами каждой нации»^¹⁵.

А теоретик английского права У. Блэкстон (1783-1780 гг.), отражая характерный для Англии компромисс буржуазии с дворянством в формах конституционной монархии XVIII в., рассматривает в качестве суверена английский парламент (т. е. короля, пэров и палату общин), которому приписывает неограниченную деспотическую власть. Факт избрания палаты общин, по его мнению, несущественен, поскольку власть парламента является неограниченной и безусловной.

Представления о суверенитете получают дальнейшее развитие у Ж.Ж. Руссо, в его учении о народном суверенитете. Если для Т. Гоббса принцип суверенитета логически вытекает из естественного закона и в нем находит свое обоснование через общественный договор, то вопрос о носителе суверенитета решается им не на основании естественного права, а на основании положительного права каждого государства, в зависимости от его формы правления: монархической, аристократической или демократической. Руссо же распространяет действие естественного закона и на вопрос о носителе суверенитета. Общественный договор, по Руссо, имеет лишь один результат, а именно - установление суверенитета народа. Законным сувереном в государстве может быть и является только народ - носитель «всеобщей воли». Суверенитет есть осуществление всеобщей воли и только ее. Положительное право регулирует лишь вопрос об «агентах» суверенной власти, т. е. об организации исполнительной власти, устанавливая либо монархическую, либо аристократическую форму. Что же касается демократической формы организации этой власти, то она была бы возможна лишь в обществе богов, ибо «такое совершенное правительство не годится для людей»^¹⁶.

Различие между Гоббсом с одной стороны, и Руссо - с другой, вытекает из различий в цели их построений. Гоббс задается целью объяснить существующее государство и обосновать его суверенные права. Поэтому он не ставит под вопрос исторически сложившиеся в тех или иных государствах формы, в частности и абсолютистские формы, которые в ту эпоху еще пользовались поддержкой буржуазии, нуждавшейся в сильной централизованной власти. Руссо же выступает с революционной программой, требующей приспособления строя и форм всех государств к принципу народного суверенитета, основанному на непререкаемом естественном праве.

Идея народного суверенитета без труда вобрала в себя тезис Дж. Локка (1632-1704 гг.) о том, что власть возникла с образованием гражданского общества и что она дана представительному и подотчетному законодательному органу в качестве доверенной ему обязанности. В своем требовании народного суверенитета Руссо шел значительно дальше, поскольку не видел необходимости ограничивать такой суверенитет даже естественным законом.

Классическая концепция суверенитета идеологами Просвещения была пересмотрена таким образом, что стала приложимой ко всей совокупности граждан, выступающих именно в ипостаси граждан, а не подданных, и объединившихся для выражения их совместной или общей воли. Суверенитет был отождествлен с демократией либерального типа. В Декларации прав человека и гражданина источником любого суверенитета объявляется нация. Нацией оказывался народ, присвоивший себе суверенитет, отнятый у суверена. Просветительская концепция народного суверенитета не могла не вызывать критики со стороны консервативных кругов.

Аристократической реакцией на учение о народном суверенитете было учение Г.Ф.В. Гегеля (1770-1831 гг.) о государственном суверенитете. Гегелевская трактовка суверенитета в связи с пониманием органического единства части и целого представляется более продуктивной с точки зрения идеально мыслимой конструкции государства: «„.суверенитет считают голой силой, пустым произволом и отождествляют его с деспотизмом. Между тем деспотизм означает вообще состояние беззакония, в котором особенная воля как таковая, будь то воля монарха или народа (охлократия), имеет силу закона или, вернее, действует вместо закона, тогда как суверенитет, напротив, составляет в правовом, конституционном состоянии момент идеальности особенных сфер и функций и означает, что подобная сфера не есть нечто независимое, самостоятельное в своих целях и способах действия и лишь в себя углубляющееся, а зависима в этих целях и способах действия от определяющей ее цели целого (к которому, в общем применяют неопределенное выражение благо государства)»^¹⁷. Далее Гегель показывает различное проявление суверенитета, особенно выделяя ситуацию чрезвычайного положения: «В состоянии мира особенные сферы и функции продолжают идти по колее осуществления своих особенных функций и целей и частью лишь характер бессознательной необходимости вещей приводит к тому, что их своекорыстие переходит в споспешествование взаимному сохранению и сохранению целого, частью прямое воздействие верху беспрестанно возвращает их к цели целого и ограничивает в соответствии с этим, а также вынуждает совершать прямые действия для этого сохранения. Но в состоянии нужды, будь это внутренняя или внешняя нужда, организм, пребывавший в своих особенностях, концентрируется в простом понятии суверенитета, и последнему доверяется спасение государства жертвой этого, вообще-то правомерного момента, и тогда идеализм суверенитета достигает присущей ему действительности»^¹⁸.

Позитивистская правовая концепция суверенитета была подробнее всего разработана в рамках германской юридической школы (П. Лабанд, Э. Еллинек, Ю.Р. Майер). Для нее государство - это юридическое лицо, действующее через свои органы. Юридическая школа делает решительный шаг в направлении юридизации понятия суверенитета. Государственный суверенитет направлен как против демократической теории народного суверенитета, так и, хотя и с гораздо меньшей остротой, против учений о суверенитете самого монарха. Теоретики этой школы не отрицают суверенных прав монарха как носителя высшей власти в государстве, однако они считают такие права принадлежащими монарху как органу государства, а не в силу права собственности или личного права.

Подобная юридическая теория государственного суверенитета получила свое развитие и во Франции. Здесь она переплелась с традиционными представлениями и теориями национального суверенитета путем отождествления государства и нации, которые, по мнению видных ее теоретиков Эсмена и Карре де Мальбера представляют собой «два лица одной и той же личности» и «юридическое олицетворение нации»^¹⁹. Эсмен и Карре де Мальбер могут рассматриваться как представители той французской теории, которая, признавая принцип государственного суверенитета, отождествляла его с национальным суверенитетом, отрицая возможность - по крайней мере, с точки зрения французского положительного права - различия государства и нации как двух суверенных юридических лиц, ибо это означало бы разделение суверенитета. Карре де Мальбер противопоставлял эту французскую доктрину творениям Лабанда, Еллинека, Майера, для которых государство отлично от нации, даже взятой в аспекте единого субъекта.

Вместе с тем, французская доктрина, как и германская, противопоставляет национальный суверенитет народному суверенитету. Народный суверенитет, по утверждению Карре де Мальбера, это принцип неограниченной демократии, воплощенной в якобинской конституции 1793 г.

Этому принципу народного суверенитета противопоставляется принцип национального суверенитета, воплощенного в монархической конституции 1791 г. и во всех французских конституциях XIX в. (кроме бурбонской хартии 1814 г.).

Карре де Мальбер видит сущность принципа национального суверенитета в том, что источником и носителем власти является нация как единое и неделимое целое, организованное в государстве. Этот принцип исключает принадлежность суверенитета какой-либо части нации или отдельным гражданам, т. е. исключает как монархию, так и демократию, основанную на принципе народного суверенитета. Суверенная власть осуществляется государственными органами, являющимися по конституции представителями нации, даже если они построены на антидемократических началах. Отметим, что сам термин «национальный суверенитет» употребляется в смысле суверенитета нации как политической общности.

В данном случае политическое значение понятия национального государства как общности граждан государства, отличается от этнического понимания национального государства.

Таким образом, в XIX в. были заложены основы различения трех видов суверенитета: «народного суверенитета», «национального суверенитета» и «государственного суверенитета». При этом, само содержание принципа суверенитета исключает одновременное существование нескольких суверенных властей в одном государстве. Из этого следует, что все виды суверенитета - это разные стороны одного и того же социально-политического и конституционно-правового принципа. Но национальный, народный и государственный суверенитет все же имеют различное социальное и юридическое содержание и проявляются в различных сферах общественной жизни.

В основе любого суверенитета лежит суверенитет народа, который означает верховную и ничем неограниченную власть народа, которая самостоятельно и независимо осуществляется народом. Национальный суверенитет появляется как следствие формирования нации в результате общественного развития, а государственный суверенитет связан с возникновением государственных институтов.

В качестве неотъемлемых юридических свойств суверенитета, выделяются единство, верховенство, независимость государственной власти^²⁰.

Верховенство государственной власти выражается в том, что она определяет весь строй правовых отношений в государстве, устанавливает общий правопорядок, правоспособность, права и обязанности государственных органов, общественных объединений, должностных лиц и граждан. Ярким выражением верховенства государственной власти, является верховенство на всей территории государства конституции и других законов, издаваемых высшими органами государственной власти.

Единство государственной власти, как свойство государственного суверенитета, выражается в наличии единого органа или системы органов, составляющих в своей совокупности высшую государственную власть. Юридические признаки единства государственной власти заключаются в том, что совокупная компетенция системы органов, составляющих высшую государственную власть, охватывает все полномочия, необходимые для осуществления функций государства, а различные органы, принадлежащие к этой системе, не могут предписывать одним и тем же субъектам, при одних и тех же обстоятельствах, взаимоисключающие правила поведения.

К понятию народного суверенитета восходит и другое важнейшее понятие мировой политики и международного права – право народов (наций) на самоопределение. В настоящее время это одно из самых запутанных и спорных понятий. Нет даже общепризнанного понимания того, что по существу представляет собой самоопределение народов - принцип, условие или право.

Исторические корни принципа самоопределения наций (народов) восходят к Американской Декларации Независимости (1776) и Французской революции (1789). Участники уже этих событий фактически преследовали цели, связанные с отделением или присоединением государственных образований.

Идея «свободы народов» получила широкое распространение в ходе национально-освободительных войн XIX века. Понятие «самоопределение наций» впервые было сформулировано в ходе Берлинского конгресса 1878 года и впоследствии получило широкое признание со стороны идеологов либеральных и социалистических движений. В 1896 году право наций на самоопределение было провозглашено Лондонским Конгрессом II Интернационала.

Дальнейшее развитие принципа национального самоопределения (National Self-Determination) связано с деятельностью американского президента Вудро Вильсона – как в теоретико-философском, так и в практическом плане. В послании к Конгрессу от 8 января 1918 г., получившем название «Четырнадцати пунктов Вильсона», излагалась программа деколонизации и национального самоопределения народов, живших под властью Австро-Венгерской и Оттоманской империй. В частности, выдвигалось требование предоставления независимости Румынии, Сербии и Черногории; причем взаимоотношения между всеми балканскими народами должны были быть определены «в соответствии с исторически установленными принципами принадлежности и национальности» (п. 11). Народы Австро-Венгрии должны были получить широкую возможность автономного развития, а их место в Лиге Наций должно было быть ограждено и обеспечено (п. 10). Исправление границ Италии должно было быть произведено на основе ясно различимых национальных границ (п. 9). В отношении России В. Вильсон предлагал защитить право на принятие ею независимого решения относительно ее собственного политического развития (п. 6)^²¹.

В речи к Конгрессу от 11 февраля 1918 г. В. Вильсон сформулировал общее понимание международного суверенитета народа, которое сводилось к тому, что все территориальные вопросы должны решаться только исходя из интересов населения соответствующих территорий. В частности, в ней провозглашалось, что все четко выраженные национальные устремления должны быть максимально удовлетворены^²². В речи от 19 сентября 1919 г. в Биллингсе В. Вильсон сформулировал общее требование, что верховенство власти на какой-либо территории должно принадлежать только людям, проживающим на этой территории – только они имеют право определять свою судьбу и свой образ управления государством. Никакой государственный орган не может назначить что-то выше воли народа^²³.

Свою концепцию самоопределения народов предложили большевики. Она была сформулирована, в первую очередь, в работах В. Ленина и включала в себя три основных пункта:

1) этнические группы должны быть ориентированы на самостоятельный путь развития;

2) реализация принципа должна обязательно привести к освобождению всех колониальных стран;

3) реализация принципа должна была запретить аннексию земель против желания населяющих их народов^²⁴.

С началом в 1919 году проведения ряда всемирных конференций и образованием Лиги Наций их организаторы попали в затруднительное положение в связи с отсутствием четких критериев к тем, кто мог бы стать членом Лиги Наций. Международная конференция в Монтевидео приняла Заключительную Конвенцию, в которой перечислила следующие признаки государства: а) постоянное население; б) наличие определенной территории; в) существование правительства; г) способность государства вступать в сношения с другими странами.

Таким образом, на протяжении второго этапа, длившегося вплоть до конца Второй мировой войны, романтическая или национальная интерпретация самоопределения сменилась ростом общегражданского понимания нации: право на самоопределение больше воспринималось как независимость государства. Принцип права на самоопределение помогал странам-победительницам построить Европу в государственном отношении по-новому. Была сделана попытка привести в соответствие государственные границы и границы национальностей, но из-за сложной этнической мозаики это требование во многих случаях оказалось не выполнимым. Кроме того, в качестве сквозного принципа, как отмечает австрийский ученый У. Альтер-матт, страны-победительницы и их союзники провозгласили недопущение для себя никаких территориальных потерь^²⁵.

Сам В.Вильсон впоследствии был вынужден отклонить требования внутреннего самоопределения для этнических групп, основанные на его концепции, в самой же Америке. Относительно невозможности самоопределения этнических групп и меньшинств в США в любой форме, Вильсон высказал свою известную мысль, воплотившую опыт американского государственного строительства и ставшую впоследствии ключевой в концепции формирования национальной идентичности: Америка не состоит из этнических групп, а человек, который идентифицирует себя с какой-то этнической группой, еще не сформировался как американец. Этот пример ярко подчеркивает, насколько идеи о государстве тесно переплетаются с представлениями о нации.

В. Вильсон, более того, он признает поспешность и во многом необоснованность своих высказываний. В своей речи в Сенате, уже 19 августа 1919 г., он сказал следующее: «...Когда я дал себе возможность произнести эту речь, относительно самоопределения народов, я даже и не предполагал, что существуют нации, пребывающие день за днем. Теперь вы это знаете, и даже не можете оценить те неприятности, которые, я испытываю в результате надежды многих миллионов людей, появившейся в результате моей речи»^²⁶.

С тех пор проблема соотнесения принципов двух принципов – принципа территориальной целостности и обязательной необходимости территориального урегулирования в интересах населения – заняла центральное место в мировой политике. Во многом, споры, ведущиеся вокруг нее касаются интерпретации основополагающих понятий. Например, двояко может толковаться термин «народы» - и как национальные группы, и как группы, идентичные с населением государств. Это же относится и к термину «нация». Поэтому имеет смысл остановиться на них подробнее.