Актуальные проблемы паремиологии
Скачать 2.16 Mb.
|
| § 2. Опыт паремиологических исследований на базе словацкого, чешского и английского языков Апеллируя к выводам из предыдущего параграфа, отметим, что теория паремиологического минимума Г.Л. Пермякова показалась многообещающей не только российским ученым, но и зарубежным специалистам. Для подкрепления аргумента воспользуемся сведениями, обобщенными О.С. Сергиенко в её кандидатской диссертации «Вариантность чешских и словацких пословиц» [Сергиенко 2009], где приводятся примеры социолингвистических паремиологических экспериментов, которые реализовались (хоть и довольно спорадично) за пределами России: «Теория паремиологического минимума языка продолжает оказывать огромное влияние на развитие паремиологии и паремиографии (работы М. Ханзен, Х. Хаас, Г. Капчица, Л.А. Петровой, Д. Биттнеровой, Ф. Шиндлера, Ф. Чермака, Р. Блатны, В. Мидера и других). <…> Известный американский паремиолог и издатель международного журнала «Proverbium» Волфганг Мидер указывал в своих трудах, что выявление эмпирическим путем «знаемости» пословиц и паремиологического минимума языка является самой важной задачей современной паремиологии. В конце 1980-х проводились исследования по выявлению паремиологического минимума немецкого языка <…>, хорватского <…>, венгерского (Tóthné-Litovkina 1992) и чешского (Schindler 1993, 1996)» [Сергиенко 2009: 37-38]. Что касается поисков единиц, образующих ядро словацкого пословичного фонда, то в этой области разработки ведутся такими паремиологами как Й. Млацек, З. Профантова, П. Дюрчо, и др. Развивая тему современных исследований паремиологического корпуса словацкого народа, невозможно умолчать об одном из самых активных исследователей «живых» пословиц Йозефе Млацеке (р. 1937), в чью сферу интересов попали тематики, касающиеся современного словацкого языка (морфология, лексикология) и теории его преподавания, фразеологии, синтаксиса, стилистики, переводоведения и проч. В число его заслуг входит двухтомный паремиографический труд «Slovenské príslovia a porekadlá: Výber zo zbierky A. P. Zátureckého», подготовленный совместно с Зузаной Профантовой (специалистом по этнографии и фольклористике) и изданный два десятилетия назад [Mlacek, Profantová 1996]. Словарь фактически является обработанным переизданием опубликованного в Праге в конце 1890-х гг. фундаментального сборника «Slovenská přísloví, pořekadla a úsloví» [Záturecký 1975] патриарха словацкой паремиографии Адольфа Петера Затурецкого (1837 – 1904 гг.). Отличие от оригинала А.П. Затурецкого (который до сих пор является самым полным собранием словацких пословиц и поговорок) заключается в том, что словарь Й. Млацека и З. Профантовой демонстрирует выборку ПЕ из первоисточника по критерию употребительности в наши дни. Такой подход к отбору описываемого материала особенно актуален в настоящее время, поскольку отражает синхронное состояние языка и, безусловно, имеет практическую значимость. Примечательно, что попытка совершенствовать сборник А.П. Затурецкого «Slovenská přísloví, pořekadla a úsloví», отфильтровав из него пословицы исключительно словацкого происхождения, была предпринята и до выхода в свет словаря Й. Млацека и З. Профантовой. Прежде всего речь идет о лексикографическом труде «Slovenské ľudové príslovia» [Melicherčík, Paulíny 1953], который составили и издали в Братиславе словацкие исследователи А. Мелихерчик и Е. Паулини. Если акцентировать внимание на том, что разграничение словацких и чешских ПЕ долгое время оставалось дискуссионным вопросом, то словарь А. Мелихерчика и Е. Паулини имеет особое значение с той точки зрения, что характеризуется избирательностью материала, поскольку уже из заглавия сборника очевидно, что объект описания значительно сузился и представляет собой лишь паремии словацкой народной этимологии. Из истории взаимоотношений Чехии и Словакии известно, что эти два народа веками сосуществуют бок о бок в схожих климатических и географических условиях, постоянно вступая в политические, экономические, культурные и социальные контакты. А значит, историческое переплетение судеб в настоящее время уже двух отдельных государств не могло не отразиться в пословичных запасах очень близких друг другу языков. Следовательно, существует необходимость в сопоставительном анализе словацких и чешских единиц паремиологического уровня, чему ранее не уделялось должного внимания. Пожалуй, единственным таким компаративным исследованием словацко-чешской фразеологии за рубежом является труд «Konfrontačni studium česke a slovenske frazeologie» профессора Карлова университета Адольфа Камиша [Kamiš 1982], чье имя известно словакистам и богемистам, прежде всего, по лексикографическому тому «Словацко-чешского словаря» 1967 года выпуска [Kamiš 1986]. Среди иных словацких языковедов, в своих работах затронувших вопросы, связанные со сравнительной паремиологией, особенно стоит отметить Петера Дюрчо (р. 1954), германиста по специализации. Он провел небольшое по масштабу, но значимое по своей сути паремиологическое анкетирование в начале 2000-х гг. с помощью Интернет-ресурсов и подробно описал использованные методики, а также полученные результаты в своей статье «K výskumu súčasnej živej slovenskej paremiológie» [Ďurčo 2002]. В ней паремиолог конкретизирует и цель социологического опроса, который был организован для того, чтобы четко разграничить, какие ПЕ, зарегистрированные существующими на тот момент лексикографическими источниками, в настоящее время на самом деле известны носителям словацкого языка. Эксперимент был осуществлен благодаря новшествам прикладной паремиологии, т.е. анкеты, составленные в электронном виде, были доступны информантам на сайте www.mathe-trainer.com/cruoohm/frazmin, где опросник могло скачать любое заинтересованное лицо. Участникам предлагалось заполнить некоторые данные о себе (возраст, пол, область проживания), а также сам формуляр с пословицами, где требовалось выбрать один из четырех вариантов ответа (1. Знаю, использую; 2. Знаю, но не использую; 3. Не знаю, но понимаю; 4. Не знаю, не использую). Респонденту предоставлялась возможность указать и альтернативную версию предложенной ему ПЕ, а также дописать и другие пословицы, которые не содержатся в анкете, но он их знает. Из описания П. Дюрчо корпуса исследуемых словацких ПЕ мы узнаем, что в его СПЭ было задействовано 2834 единицы, отобранные из паремиографического труда Й. Млацека и З. Профантовой «Slovenské príslovia a porekadlá: Výber zo zbierky A.P. Zátureckého» [Mlacek, Profantová 1996], фразеологического словаря Е. Смьешковой [Smiešková 1974], а также из учебного пособия, изданного под ред. Ф. Мико «Frazeológia v škole» [Miko 1989]. Несмотря на малое число респондентов (13 чел.) П. Дюрчо обработал имеющиеся данные и систематизировал предварительные результаты. Статистика показала, что самым популярным ответом в анкетах стал третий вариант («Не знаю, но понимаю»). Но даже в таком случае можно говорить о намечающемся паремиологическом минимуме, куда имеют потенциал войти порядка 40 пословиц (см. примеры в Таблице № 1). Словацкий филолог ставит в оппозицию выявленным узуальным единицам 38 паремий, не знакомые и не ясные информантам (см. Таблица № 2).
Таким образом, материалы первой таблицы могут послужить отправной точкой для проведения паремиологических исследований на синхроническом уровне. Однако, как признает сам руководитель эксперимента, данный СПЭ ожидает существенных дополнений и корректировок: как минимум требуется применение методики Г.Л. Пермякова (для проверки знаемости пословиц путем дополнения респондентами недостающей части усеченной ПЕ), а также привлечение большего количества информантов. Вторая же таблица имеет перспективу стать базой для работ по диахронным аспектам словацкой паремиологии. Называя собственную эмпирическую диагностику демоскопической, П. Дюрчо подчеркивает его ценность для развития не только самой науки, но и паремиодидактики, поскольку качественные учебные материалы, позволяющие ознакомиться с активным пословичным фондом словацкого языка, в настоящее время попросту отсутствуют. Теория паремиологического минимума Г.Л. Пермякова, подхваченная как отечественными паремиологами, так и словацкими исследователями, в том числе привлекла внимание их чешской коллеги Даны Биттнеровой и немецкого ученого Франца Шиндлера. Результатом их сотрудничества стал СПЭ на базе чешского языка с привлечением 19 респондентов, завершившийся публикацией списка 5738 пословиц, в той или иной степени известных современным чешскоговорящим носителям. Сам процесс реализации социопаремиологического опроса протекал в режиме, аналогичном вышеупомянутым СПЭ (Г.Л. Пермякова, М.Ю. Котовой, П. Дюрчо): девятнадцати анкетируемым был предоставлен опросник, в котором содержалось 11 151 пословиц. Из данного списка, согласно инструкциям руководителей СПЭ, участники эксперимента исключали те изречения, которых они не знали. Уточним, что при составлении анкет Д. Биттнерова и Ф. Шиндлер черпали материал из уникального многоязычного словаря славянских пословиц «Mudrosloví národu slovanského ve příslovích» (Прага, 1852 г.) Ф.Л. Челаковского [Čelakovský 2000]; картотеки чешского поэта и фольклориста Йозефа Спилки, включающей 2733 единицы, собранные на территории Чехии, Моравии и Силезии; а также в опросники вошли и пословицы, записанные Д. Биттнеровой и Ф. Шиндлером из уст носителей чешского языка в 1980-90х гг. – 767 единиц. По завершении социолингвистического эксперимента, когда напротив паремий, извлеченных из вышеуказанных источников, появились отметки употребительности, авторы опубликовали список чешских пословиц, который впоследствии явился базой для словаря Д. Биттнеровой и Ф. Шиндлера «Česká přísloví – Soudobý stav konce 20. století» (первое издание в 1997 г.). Фактически этот паремиографический труд стал первой попыткой выявления пословичного минимума современного чешского языка. Основным принципом организации материала в данном словаре является классификация по «знаемости» пословиц, т.е. по количеству информантов, продолживших данную паремию в процессе проведения СПЭ. Как сообщают сами составители в предисловии к своему перевыпущенному дважды словарю, данное собрание пословиц является основой для выявления паремий, входящих в современный чешский пословичный резерв [Bittnerová, Schindler 2003]. Обсудим более подробно результаты эксперимента, организованного Д. Биттнеровой и Ф. Шиндлером. Так, наилучшие показатели отмечаются у списка ПЕ Биттнеровой-Шиндлера, предварительно сформированного на базе «живой» речи чехов: употребительность паремий оправдалась на 53,9%, т.е. эти пословицы были узнаны 50% респондентов. Что касается единиц, извлеченных из словаря Ф.Л. Челаковского и картотеки Й. Спилки, то их распространенность оказалась гораздо меньше (55,9% пословиц из паремиографического источника Ф.Л. Челаковского и 37,1% из фонда Й. Спилки абсолютно незнакомы всем 19 опрошенным). Из исследованного материала напрашиваютя следующие выводы: результаты описанных выше СПЭ демонстрируют, что при выявлении общезнаемого пословичного ядра любого современного языка ошибочно было бы опираться лишь на классические источники прошлых столетий, так как пословичный фонд имеет тенденцию очень быстро обновляться, на что неоднократно обращал внимание в своих монографиях российский паремиолог В.М. Мокиенко. Комментируя работу Ф. Шиндлера «Sprichwort im heutigen Tschechischen: empirische Untersuchungen und semantische Beschreibung» (1993 г.), посвященную поискам чешского паремиологического минимума, В.М. Мокиенко доказывает существование различий между минимумом реальным и так называемым «максимальным минимумом» [Мокиенко 1996: 591]. По его словам, первое имеет отношение к «стерильным» вариантам паремий (наиболее частотные единицы), а второе – к многочисленным пословичным трансформам, которые зачастую настолько приживаются в речи, что начинают функционировать как самостоятельные единицы. Далее, В.М. Мокиенко предупреждает ещё об одной опасности, неизбежно подстерегающей организаторов демоскопических исследований: ответы респондентов, в которых прослеживаются мутации общезнаемых ПЕ не стоит трактовать как «ложные» (к чему был склонен сам Ф. Шиндлер) только по той причине, что они ещё не зафиксированы лингвистами. Важно осознавать, что авторы таких трансформированных изречений намеренно преобразовали ту или иную известную всем единицу. Следовательно, перед современными паремиологами стоит, бесспорно, сложная, но гипотетически преодолимая задача – регистрация не только узуальных единиц, составляющих пословичную базу фольклора, но и тщательное изучение вариантных парадигм нормативных ПЕ. Иначе говоря, сбор трансформов – это весьма перспективная область актуальных паремиологических исследований. Конечно, в виду того, что старые пословицы исчезают из употребления и постепенно забываются, но в то же время язык пополняется новыми паремиями, с большой долей уверенности можно сказать, что не каждый специалист способен спрогнозировать, есть ли шансы у какого-то определенного пословичного преобразования перейти в разряд наиболее частотных паремиологических структур, но факт остается фактом – для заинтересованных исследователей каждый, пусть даже, на первый взгляд, самый индивидуальный случай пословичной трансформации, – на вес золота. Так, многие лингвисты исследуют процессы обновления пословичных резервов современных языков (Ю.В. Бутько, Х. Вальтер, П. Дюрчо, Е.В. Иванова, А.Т. Литовкина, А.М. Мелерович, Й. Млацек, В.М. Мокиенко, Е.К. Николаева, Р. Петрова, З. Профантова, Е.И. Селиверстова, О.С. Сергиенко, Н.Н. Федорова и др.). Например, в некоторых штудиях уже упоминавшегося словацкого паремиолога Й. Млацека обсуждается тема появления в языке новых паремий. Автору представляется, что, с одной стороны, систематически речь носителей обогащают единицы, опирающиеся на существующие в языке ПЕ. А с другой стороны, иногда встречаются новообразования, которые никак не связаны с общеизвестными пословицами (и в данном контексте Й. Млацек указывает на трудности в разграничении собственно неологизмов от новых вариантов узуальных ПЕ). В своей статье «Súčasné premeny v paremiológii očami textovej lingvistiky» [Mlacek 2008: 134] словацкий паремиолог выделяет два основных пути, по которым может происходить пополнение пословичного фонда. Во-первых, новые единицы паремиологического уровня возникают вследствие досуговой деятельности человека (подразумеваются, прежде всего, веяния так называемой «популярной» культуры, а также современного искусства, науки, спорта и проч.), благодаря чему приобретают устойчивость разнообразные цитаты, отрывки из текстов популярных песен, названия известных произведений и т.д. При этом Й. Млацек акцентирует внимание на том, что такого рода новообразования еще не могут быть включены в основной паремиологический корпус, но определенно имеют потенциал в него войти. Далее, мы находим и иллюстративное подтверждение изложенным гипотезам. Автор приводит в пример следующие словацкие единицы: Pásla kone na betóne; Sedí na konári a je mi dobre и др., которые, как заметил исследователь, во многих контекстах уже функционируют в качестве настоящих паремий. Во-вторых, существует гораздо более продуктивный способ, приводящий к обогащению речи пословичными неологизмами – это наполнение новым содержанием известных паремийных моделей/структур. Эта тенденция не является новой, она известна ещё с давних пор, и определяется данное явление термином «квазипословица» (слов. kvázi(-)príslovie). С квазипаремиями мы ежедневно встречаемся в медиа-текстах и разговорной речи. Например, Й. Млацеку удалось зафиксировать в этой категории такие единицы, как Aký učiteľ, taká trieda; Aký majster, taká dielňa; Aký farár, taká farnosť и др. Конечно же, аналогичное исследование уже существовало на фразеологическом материале и до Й Млацека. Здесь стоит упомянуть словарь индивидуально-авторских употреблений ФЕ в современном русском языке «Фразеологизмы в русской речи: Словарь», выпущенный отечественными исследователями А.М. Мелерович и В.М. Мокиенко [Мелерович, Мокиенко 1997], который представляет собой систематизированное лексикографическое описание особенностей семантической структуры русских поговорок в их вариантном многообразии и речевой динамике. Помимо фразеологизмов, составители включили в словарь 35 пословичных трансформов, однако, до сих пор ни в русском, ни в словацком, ни в чешском языке, не существует отдельного паремиографического источника индивидуально-авторских ПЕ. Из лексикографического опыта паремиологов (напр., «Пословицы русского субстандарта» [Вальтер, Мокиенко 2001], «Антипословицы русского народа» [Вальтер, Мокиенко 2005], «Прикольный словарь (антипословицы и антиафоризмы)» [Мокиенко, Вальтер 2006]) также следует, что в последнее время всё большую популярность приобретает исследование и описание так называемых «антипословиц». В данном контексте необходимо упомянуть американского паремиолога немецкого происхождения, который ввёл в научный обиход сам термин antiproverb Вольфганга Мидера и его книгу «Proverbs Speak Louder Than Words» [Mieder 2008], название которой уже является трансформированной ПЕ и отсылает читателя к известной паремии Actions speak louder than words. Автор особенно подчеркивает, что пословицы, испокон веков считавшиеся непоколебимой универсальной мудростью, всё же переменчивы, как и сама жизнь. Они способны приспосабливаться к определенным условиям, которые задает им контекст. Как признается сам В. Мидер, на своих лекциях он всегда призывал студентов не бояться экспериментировать с пословицами: “If the proverb fits, use it, and if it doesn’t, choose another one or change it” (“Если пословица подходит, используйте её, а если нет, выберите другую или измените её” – перевод О.Т.). Нетрудно заметить, что здесь паремиолог прибегнул к очередной трансформации общеизвестной ПЕ “If the shoe fits, wear it”, тем самым практически подтверждая свои теоретические концепции. В. Мидер не видит в этом ничего новаторского и сравнивает пословицы с монетой, у которой две стороны, а в зависимости от окружения способна проявится одна из них. Ведь пословица – это текст не статический, а динамический. В третьей части под заголовком «Anti-proverbs and Mass Media: Interplay of Traditional and Innovative Folklore» монографии В. Мидера [Mieder 2008а] обсуждается вопрос современных вариаций ПЕ, употребление которых в большинстве своём является одноразовым. Другими словами, не все пословичные трансформы способны прижиться в языке. Среди паремий, удостоившихся почетного места в пословичном фонде английского языка, В. Мидер отмечает следующие единицы: Expedience (experience) is the best teacher, One man's trash (meat) is another man's treasure (poison), There is no such thing as a free lunch, Last hired, first fired и др. Американский паремиолог убежден, что верифицировать воспроизводимость перечисленных им языковых единиц можно в разнообразных масс-медийных ресурсах (газетах, популярных журналах, радио телевидении, в Интернет-пространстве). При подготовке собственных изданий антипословиц В. Мидер (прежде всего имеется в виду «Antisprichworter» [Mieder 1982]) во многом опирался на коллекцию немецкого коллеги Л. Рёриха, вошедшую в монографию «Gebärde, Metapher, Parodie: Studien zur Sprache und Volksdichtung» 1967 г. [Röhrich 2006]. Подчеркнем, что В. Мидер черпал материал из литературных источников и СМИ, и выявленных ПЕ хватило ещё на два объемных тома антипаремий [Mieder 1985, 1989]. Однако на этом ученый не остановливается, а продолжает коллекционирование трансформированных англо-американских пословиц, которые он в дальнейшем описывает в научных эссе, где автор приводит контексты найденных анти-ПЕ и интерпретирует их функционирование. В. Мидер также дает отсылку на деятельность американского исследователя С. Гранта Лумиса [Loomis 1950, 1964] и его друга и коллеги Арчера Тейлора [Taylor 1985], чьи работы до сих пор являются классикой интернациональной паремиологии. Наряду с вышеупомянутыми собраниями В. Мидера, большое количество антипословиц содержится в книге «American Proverbs: A Study of Text and Context» [Mieder 1990], воможность выхода в свет которой не была бы реализована без помощи русско-венгерской коллеги паремиолога Анны Литовкиной, прибывшей в США с целью работы в интернациональном архиве В. Мидера. Продуктивное сотрудничество способствовало изданию накануне миллениума совместного труда «Twisted Wisdom: Modern Anti-Proverbs» [Mieder, Litovkina 1999], фактически представляющего собой первое собрание «переделанных» английских ПЕ. В словаре содержится 3000 текстов, образованных от 320 англо-американских традиционных пословиц (напр., Eat, drink and be merry for tomorrow they may recall your credit card. Marry in haste, and pay alimony at leisure. Taste makes waist. A split personality is the only case where two can live as cheaply as one. All work and no play makes you a valued employee. Where there’s a will there’s a loophole. The lawyer agrees with the doctor that the best things in life are fees. Take care of your character and your reputation will take care of itself. If at first you don’t succeed, you are fired. [там же]). Важно, что составителями приводятся и иллюстрации антипаремий из ресурсов СМИ. Кульминацией совместной работы В. Мидера и А. Литовкиной стал их второй сборник под заглавием «Old Proverbs Never Die, They Just Diversify: A Collection of Anti-Proverbs», в которой находится 5000 пословиц-модификаций от 580 традиционных англо-американских паремий [Mieder, Litovkina 2006]. Более того, В. Мидер называет некоторые труды, посвященные антипословицам, которые несомненно в сумме образуют своего рода интернациональный фонд. Среди них перечислены: два венгерских собрания А. Литовкиной, К. Варги (2005 г.); два русских сборника русско-немецкого коллектива авторов В. М. Мокиенко, Г. Вальтера (2002, 2005 гг.); французские индексы антипословиц П. Барты (2005 г.), а также А. Гресиллона и Д. Майнгеноя; немецкоязычные антипословичные своды Э. Форгаш (1997 г.), Б. Ленц (1998 г.), Г.-М. Милица (1991, 1999 гг.), Л. Рёриха (1983 г.), Г. Ройфа (1989 г.), А. Саббан (1991 г.) и Б. Вотьак (1989 г.); болгарские антипаремии Х. Христовой-Готтхард (2006 г.); немецкие и польские индексы С. Прендоты (1994, 2002 гг.) и др. [Mieder 2008а: 89]. И вправду, любопытно, что паремиологи всего мира начинают уделять всё большее внимание компаративному изучению не только общеупотребительных паремий, но и антипословиц. Однако, по мнению В. Мидера, задача современных паремиографов – не просто фиксировать модифицированные паремии в контекстах и распределять их по тематическим группам, а стараться интерпретировать их использование и функцию. Невозможно упустить из виду тот факт, что В. Мидер особенно интересуется научной деятельностью Алана Дандеса (1934 – 2005 гг.), непререкаемого авторитета интернациональной фольклористики, и пишет об этом исследователе отдельную статью под названием «The Proof of the Proverb is in the Probing’: Alan Dundes as Pioneering Paremiologist» [Mieder 2007]. Как отмечает автор публикации, не важно с каким аспектом был связан тот или иной труд А. Дандеса, пословицы всегда играли важную роль в его исследованиях и рассматривались ученым как символ мировосприятия. Более того, А. Дандес активно обсуждал такие вопросы, как отражение этнических стереотипов в паремиях и восприятие ПЕ через призму национального характера. Взгляд читателя в особенности приковывают объемные цитаты, которые приводит В. Мидер из книги «On the Structure of the Proverb» [Dundes 1975], чтобы поставить акцент на том, как А. Дандес толкует термин “proverb”: “A proverb is a traditional saying that sums up a situation, passes judgment on a past matter, or recommends a course of action for the future. Some proverbs state a fact, such as “Honesty is the best policy”. <…> Proverbs consist of at least one topic and one comment about that topic. They can have as few as two words: “Money talks”; “Time flies”. <…> It is often supposed that proverbs are full of wisdom. In fact, a proverb has been defined as “the wisdom of many and the wit of one”. <…> Proverbs fit certain situations. They are not always true for all time. Many proverbs, like certain folktales and folk songs, are truly international. <…>” [Mieder 2008: 11] (“Пословица – это традиционное изречение, в котором делается вывод о ситуации, оцениваются события из прошлого или даются рекомендации относительно будущих действий. Некоторые пословицы констатируют факт, например, “Honesty is the best policy”. <…> Пословицы состоят, по меньшей мере, из одного утверждения и одного комментария к нему. Минимальный компонентный состав – два слова: “Money talks”; “Time flies”. Считается, что паремии наполнены мудростью. Фактически, пословицу часто определяют как «мудрость многих людей и остроумие одного человека». <…> Паремии приспосабливаются к определенной ситуации, но они не являются универсальной истиной. Многие пословицы, подобно некоторым народным сказаниям и песням, являются интернациональными. <…>”– перевод О. Т.) Очевидно, что пословица согласно А. Дандесу – это прежде всего малый фольклорный жанр, по силе своего воздействия сравнимый с прочими произведениями народного творчества. Вместе с тем в паремии сосуществуют объективное и субъективное начала («мудрость многих людей и остроумие одного человека»). Таким образом, чрезвычайно важно максимально учитывать специфические свойства ПЕ при подборе эквивалентов. В. Мидер отмечает, что его коллега А. Дандес не отрицал саму возможность перевода паремий. Главное, что́ удастся сохранить при переложении на целевой язык и как изречение будет воспринято. “The proverb text “Coffee boiled is coffee spoiled” may in theory be translated into any language, but the chances that the textural features of rhyme will survive translation are virtually nil. <…>The context of an item of folklore is the specific social situation in which that particular item is actually employed. It is necessary to distinguish context and function. Function is essentially an abstraction made on the basis of a number of contexts. Usually, function is an analyst’s statement of what (he thinks) the use or purpose of a given genre of folklore is. Thus one of the functions of myth is to provide a sacred precedent for present action; one of the functions of proverbs is to provide a secular precedent for present action.” [Mieder 2008: 12] (“Пословица “Coffee boiled is coffee spoiled”, по сути, может быть переведена на любой язык, но шанс того, что в переводе сохранится структура рифмы практически равен нулю. <…> Контекст фольклорной единицы – это конкретная социальная ситуация, к которой применима данная ПЕ. Важно различать контекст пословицы и её функционирование. Функция ПЕ может быть выведена на основании нескольких контекстов. Обычно функция определяется исследователем (по его собственным предположениям) исходя из причин и цели использования данного произведения фольклорного жанра. Таким образом, миф функционирует как своего рода священное описание происходящего, в то время как одна из функций пословиц – обеспечить обиходное толкование событий.” – перевод О. Т.) В приведенном отрывке звучит весьма интересная мысль А. Дандеса: контекст пословичной единицы и её функционирование – это отнюдь не одно и то же. А следовательно, можно развить вывод В. Мидера, который считал, что задача современных паремиографов – не просто фиксировать модифицированные паремии в контекстах и распределять их по тематическим группам, а вместе с тем стараться интерпретировать их использование и функцию. Дополним данное суждение, опираясь на комментарии А. Дандеса: фиксировать модифицированные паремии необходимо сразу в нескольких контекстах. Только так можно рассчитывать на большую степень объективности во время наблюдения за функционированием ПЕ в её окружении. По всей видимости, невозможно подвести итог деятельности А. Дандеса лучше, чем это сделал В. Мидер, который полагал, что если бы существовала Нобелевская премия за фольклористику, то ею бы непременно наградили его кумира (“If there were a Nobel Prize for folklore, Prof. Alan Dundes would be a most deserving candidate for that honor.” [Mieder 2008: 9]) Также В. Мидер признается, что его научные интересы во многом сформировались под воздействием работ А. Дандеса, который помимо прочего, являлся одновременно и учителем, и наставником, и другом В. Мидера. В продолжении разговора об изучении паремий и антипословиц на базе английского языка, дополним информацию наработками ещё двух персоналий. Вопреки мнению американского исследователя Дж. Спирса, считавшего, что современная цивилизация не способна породить новых пословиц и поговорок, в 2003 г. в свет все же вышел словарь Г. Тайтелмана «American Popular Sayings» с привлечением большого числа контекстуальных примеров из художественной литературы и СМИ (1500 зафиксированных ПЕ и более 10000 разнообразных цитат-иллюстраций расположены в алфавитном порядке) [Titelman 2003]. Что касается англоязычных источников, в которые включены антипословицы, то здесь важно упомянуть социолингвистический словарь Андрея Резникова «Russian Anti-Proverbs of the 21st Century» (вышел в Берлингтоне, штат Вермонт) [Reznikov 2012]. По мнению А. Резникова, назрела необходимость собрать коллекцию таких паремий, которые бы отражали современное состояние «живого» русского антипословичного фонда. В предисловии автор критикует методику составления словарей его предшественников в области лексикографического описания пословичного материала. Поставленную цель создатель словаря достигает с помощью особых методов выявления материала, полагаясь только на Интернет-источники (о чем свидетельствует наличие ссылок после каждой ПЕ, её иллюстрации и толкования). Также составитель сопровождает словарные статьи замечаниями по поводу того, к какому типу пословичной трансформации относится тот или иной вариант. Поэтому автор названного паремиографического источника концентрируется не на количестве, а на качестве тех 200 единиц (отобранных из первоначальных 1000 паремий), которые он включил в словарь и которые породили многочисленные пословичные варианты (приблизительно каждая пятая ПЕ из списка А. Резникова обладает хотя бы одной видоизмененной формой). Схематично структуру словарной статьи4 А. Резников в своем сборнике представляет следующим образом: |
Похожие:
 | Актуальные проблемы гражданского процесса: Учебно-методическое пособие. М. А. Гранат, Тольятти: тгу, 2012. с. 26 |  | Учебная дисциплины «Актуальные проблемы «холоднойвойны» предусмотрена компетентно- ориентированным учебным планом по направлению... |
| Актуальные проблемы рекламной деятельности: теория и практика : сб науч тр. / отв ред. А. В. Прохоров; м-во обр и науки рф, г оувпо... | | Костенко Р. В., Зубенко Е. И. Актуальные проблемы уголовного процессуального права: Учебно-методическое пособие для студентов юридического... |
| Костенко Р. В., Зубенко Е. И. Актуальные проблемы уголовного процессуального права: Учебно-методическое пособие для студентов юридического... | | Актуальные проблемы гражданского права: учебное пособие/ под ред. Н. М. Коршунова, Ю. Н. Андреева, Н. Д. Эриашвили. 2-е изд., испр... |
| Представлены материалы конференции молодых ученых «Актуальные проблемы современной механики сплошных сред и небесной механики», прошедшей... | | Актуальные проблемы современной науки: Труды 14-й Международной конференции -конкурса «Актуальные проблемы современной науки». Гуманитарные... |
| «Актуальные проблемы применения законодательства о несостоятельности (банкротстве)» | | «Актуальные проблемы физического и астрономического образования: опыт прошлого – взгляд в будущее» |