Горным и иным инженерам ( Из книги "Хроника одной жизни") «Созвездие Гончих Псов»
Скачать 4.62 Mb.
|
9. Современный вид на Кемерово и горсад с высоты левого берега Томи  10. Второй курс КГИ 1952 год После водки все раскраснелись, а вот Сюп побледнел, как бумага, что-то, видно, неладное было в его организме, умер он, не дожив и до сорока лет, как мне говорили, но проверить это, я не сумел. Так до сих пор ничего о нём и не знаю, никто из сокурсников, кому я писал, на этот вопрос мне ничего не ответил…42 Как и в прошлом году, мы отправились в институт, как и в прошлом году у меня всё было по-прежнему. Снова щипало сердце "уходящее солнце…", снова подавали надежду "пальцы наших встретившихся рук…" и тотчас её изгоняли: я не умел танцевать, и мои пальцы ни с чьими пальцами встретиться не могли. Началась сессия, и мысли мои уже заняты были другими делами. Ребята сдавали экзамены, а я писал курсовые работы и зачёты сдавал. Но в момент отвлеченья от дел безысходная тоска сжимала сердце: неужели вот так жить всю жизнь без любимой, – и понимания не было в голове никакого, что я в жизни ещё смогу кого-либо, кроме Володиной, полюбить. Казалось, свет на ней клином сошёлся. К концу сессии все зачёты и курсовые работы я сдал и был допущен к экзаменам. По отзывам наших ребят, экзамены в этом году были трудными чрезвычайно. Особый ужас у многих вызывала теоретическая механика, по ней было больше двоек, чем по всем пяти остальным. И многим ещё предстояла её пересдача. Порядок сдачи экзаменов и время к ним подготовки я устанавливал себе сам, только перед экзаменом надо было условиться с заведующим кафедрой по предмету о дне и часе экзамена. Из шести экзаменов в памяти лишь волненье перед одним. По теоретической механике этой самой. И не из-за трудности её пресловутой. Никакой там трудности не было. Раскрыв книгу43, я убедился, что предмет очень лёгок, всё логично изложено, всё последующее стройно вытекает из предыдущего. Там, где логика есть, там трудностей для меня никогда никаких, там родная стихия. Переволновался же я вот почему. Договорившись с заведующим кафедрой на десять часов в воскресенье (почему-то выбрал он выходной день, остальные такого не делали), я спокойно пребывал в ожидании этого дня. Сам зав кафедрой производил хорошее впечатление. По фамилии Соловьёв был он добродушным флегматиком роста огромного и такой же комплекции – плотный увалень, словно медведь, ходил медленно, вперевалку, и всё делал плавно, не торопясь. … в воскресенье в девять пятьдесят пять я уже прохаживался в коридоре у дверей его кабинета. Но вот миновало и десять ноль пять, а он не пришёл. Вот на часах в коридоре уже и десять пятнадцать, десять тридцать, и я начинаю всерьёз беспокоиться, а вдруг он совсем не придёт? Но жду, жду уже почти совсем обречённо44. … Пробило одиннадцать, я расстроился совершенно и уже хотел уходить, как в конце коридора появилась фигура массивная в шубе и в меховой объёмистой шапке. Подойдя ко мне, Соловьёв виновато проговорил: «Извините за опоздание. Я так торопился…» … ни мускул не дрогнул в лице моём, но внутри я весь заходился от хохота: представить, что он торопился?! Нет, это свыше всяческих сил!!! В кабинете, раздевшись и усадив меня против себя за столом, он долго гонял меня по всему курсу и, удовлетворясь, наконец, неторопливо вывел в зачётке на загляденье красиво «Отлично» и так же медленно расписался. Это был последний экзамен. О предыдущих пяти знаю только одно: подготовившись, я приходил, отвечал и уходил, унося в зачётке ту же отметку. Итак, всё! Экзамены сдал я досрочно, до первого марта. Отныне я снова свободный студент! … а первого марта объявили об очередном на десять-пятнадцать процентов снижении цен на пищевые и промышленные товары. Спасибо партии и правительству за заботу!45 … И тут у меня странное смещёние времени и событий. Происходили события, которые по логике вещёй происходить не могли. Это выборы в Верховный Совет. Они были, я очень активно в предвыборной кампании участвовал, голосовал сам первый раз в жизни и, как восторженный дурак, в кабине голосования на обороте бюллетеня писал слова благодарности партии, товарищу Сталину за право избирать органы власти… Но когда это было? По Конституции выборы через четыре года. Первые, после войны, прошли в феврале сорок шестого. Я даже помню начало февральской сталинской кратенькой предвыборной речи: «Я не хотел выступать, но Никита Сергеевич затащил меня…». В пятидесятом году, вероятно, в начале весны выборы были, но я в них не участвовал и не запомнил. В пятьдесят первом? Но какие, когда? Я был агитатором после того, как изгнали меня из бюро. Стало быть, не в начале этого года46. Но не могло быть и в конце, мне было не до комсомольской работы: я в больнице лежал. В начале пятьдесят второго – зачёты, экзамены. Летом – экзамены и военные лагеря, и работа на шахте. Во второй половине – уже не до выборов: полным ходом шла подготовка к XІX партсъезду. Словом нет места для выборов, для моего участия в них. И, тем не менее, куда-то выборы были. И я был агитатором. Меня закрепили за двухэтажным домом (а иных там и не было) в Стандартном городке. Было в том доме два подъезда и, как минимум, восемь квартир (могло быть и двенадцать). В задачу мою входило беседовать с их обитателями и агитировать за кандидата блока коммунистов и беспартийных. Принял я поручение это без всякой охоты, но за дело взялся всерьёз. Я был робок, застенчив в общении с людьми незнакомыми – ну о чём я с ними мог говорить? Что у нас общего? К тому ж и стыдно как-то входить в чужие квартиры и отвлекать людей от отдыха ли, или от занятий по дому. Но я себя всё же переломил – ну, не ударят меня же, что я теряю? А ровнёхоньки ничего. … я обошёл все квартиры, составил список жильцов, договорился в какой день недели и где будем мы собираться для проводимых мною бесед. Осложненье возникло вначале лишь с "где". Люди – рабочие, в большинстве, шахты "Центральная" – жили тесно в квартирках без всяких удобств, в двухкомнатных, маленьких и к тому ж проходных. Подсказали, однако, что в одной из квартир живёт разведённая молодица с отцом, у них в горнице попросторнее. Туда и будут в означенный день и условленный час приходить со своими стульями все. Я спросил у хозяев квартиры. Они были не против того, чтобы у них все собирались. И вот, подготовившись и страшно волнуясь, я пришёл на беседу о внешней и внутренней политике правительства СССР. Я опасался, что никто не придёт, но почти все жильцы уже были в сборе, а остальные вскорости подошли, тихо подсаживаясь к нашему кругу. Слушали очень внимательно, а когда я закончил свой короткий рассказ, начались вопросы ко мне. Быстро, как это почти что всегда и бывает, от вопросов сторонних перешли к близким, своим, бытовым. Жаловались, что действующий депутат (он же и председатель городского совета) не выполнил ни одного своего обещания, и настаивали, чтобы он выступил перед ними с отчётом. Говорили о том, что вó время не завозят уголь для отопления (да и еду готовили на плите, что топилась углём, и воду грели на ней же), что двор дома стал проходным, и прохожие кусты и деревья ломают, что неплохо бы было его штакетником огородить, тогда бы все насаждения сохранялись, и цветы можно было бы разводить. Словом, высказывались самые незамысловатые пожелания неприхотливых людей, и не выполнить их было бы стыдно. … и я со всем пылом принялся за их выполнение. Первым делом я записал обо всех предложениях в книгу, для того предназначенную и лежавшую в агитпункте. Нас уверили, что обо всём записанном в ней немедленно докладывается властям, и те незамедлительно принимают надлежащие меры. Вот я и записал и стал ждать результатов, известив моих подопечных. … Но дни шли, и ничего не менялось. Я не мог даже дознаться никак, кто же за выполнение предложений избирателей отвечает или хотя бы за ответы на них. И тогда я, робея до ужаса, но, настроив себя на поступки свои смотреть как бы со стороны, будто действует кто-то другой, а я любопытствую, что из этого выйдет, пошел по начальственным кабинетам, причём, своё волнение тщательно скрыв, говорил ровно, спокойно, как с равными равный. Но в одних кабинетах, меня выслушав и что-то пообещав, обещаний своих не держали, до других же не допустили совсем. В кабинет председателя горсовета я не попал. Разозлившись, я отослал письмо в ЦК ВКП(б), письмо гневное, резкое, где с возмущеньем писал об отказе вот этого депутата отчитаться перед избирателями, чем он грубо попрал статью (номер я указал) Конституции. Указал я и на нарушения ещё ряда статей Основного Закона Союза… … Новым кандидатом в депутаты Верховного Совета по нашему избирательному округу выдвинули нашего директора, Горбачёва. Воспользовавшись этим, я решил обратиться к нему. Секретарши в приёмной не оказалось, и я, постучав в дверь кабинета, её приоткрыл. Увидев в щель, что в кабинете, кроме директора, нет никого, я приоткрыл дверь пошире и спросил: «Можно?» «Заходите», – раздался голос директора. Я вошёл. Тимофей Фёдорович пригласил меня сесть на стул у приставного столика и спросил, что меня к нему привело. Я сказал, что пришёл к нему как агитатор, который не может дать ответ избирателям на ряд вопросов. Не касаясь отчёта прежнего депутата, я передал просьбу завезти жителям уголь и оградить штакетником двор "моего" дома. Тимофей Фёдорович дружелюбно посмотрел на меня и сказал, что постарается помочь своему агитатору. Я поблагодарил его, и на этом наша беседа закончилась. … через неделю моим жильцам завезли уголь, а вскоре во дворе я увидел груду заострённых столбов и штабель плетей набитого уже на поперечные слеги штакетника. Оставалось только дождаться тепла, чтобы в оттаявшей земле для столбов вырыть ямы, и, поставив столбы, прибить к ним готовые плети. Это уже могли сделать и сами жильцы. Нечего и говорить, как возрос авторитет мой у моих избирателей, они были довольны, и собрания наши проходили успешно. Неожиданно перед самыми выборами кто-то из вожаков комсомольского комитета поймал меня в коридоре и предупредил, что меня вызывают в горком партии, и чтобы завтра в шестнадцать часов я прибыл в кабинет третьего секретаря горкома. Я даже опешил: «Я? В горком партии?» «Да». «Но зачем?» «Не знаю. Позвонили, тебя вызывают». Я ломал себе голову: «Зачем я нужен горкому, и кто там мог обо мне что-либо знать?» – но так ни до чего не додумался. На следующий день в назначенный час я был в горкоме партии в указанном кабинете. Не могу сказать, чтобы стены обители власти привели меня в трепет, но смутное беспокойство я испытал. Мужчина в комнате, куда я вошёл, объяснил мне, что он пригласил меня в связи с моим письмом в ЦК партии. – Ах, вон оно что! – подумал я, и сердце моё учащённо забилось. – Что же они скажут мне? (А подспудно: «Что же они со мной сделают?») Мужчина же продолжал: – Нам поручено ответить на вопросы, поставленные в вашем письме. То, о чём вы пишите, действительно имело место. Товарищ, он назвал фамилию председателя горсовета, не отчитался перед избирателями, но он очень занятой человек, он не мог выкроить время для встречи… «Но ведь он нарушил закон, Конституцию!» – возмутился в душе я, но вслух возмущение высказать побоялся. А позднее, гораздо-гораздо позднее сообразил, что никакой меры ответственности за нарушение это Конституция не предусматривала. В таком же духе вёлся и весь остальной разговор, на всё находились причины. Говорил он со мной очень вежливо, но твёрдо парировал все мои возражения тем, что бывают чрезвычайные обстоятельства, особые случаи, и я постепенно сникал под напором неубедительных доводов. Наконец, ему, видимо, надоело меня убеждать, и он, придвинув ко мне бланк с отпечатанным текстом и ткнув пальцем в строчку внизу: «С данными мне разъяснениями…» – дальше было пустое место, – сказал: «Вот здесь напишите "согласен" или… "не согласен" и распишитесь». Мне очень хотелось написать: «Не согласен, – но я смалодушничал, струсил, вывел: – согласен», – расписался и вышел, до предела презирая себя. Кончилась предвыборная кампания, настал день выборов в Верховный Совет. Я в кабинке для тайного голосования пишу на обратной стороне бюллетеня восторженные слова благодарности за то, что могу выбирать высший орган государственной власти и прочую чепуху, которой до отказа забита тогда была доверчивая моя голова… В людях я видел только хорошие стороны, плохие старался не замечать, считая их отклоненьем от нормы. Хорошо, что хватило ума не подписать это глупое излияние чувств. Конечно, мой опус можно было использовать для пропаганды: вот как советский студент оценивает нашу систему, какой взрыв благодарных эмоций вызывает она у него! Но, скорее всего, могло быть иначе. В избирательной комиссии люди с опытом жизни, которых я очень ценил и добрым их ко мне отношением дорожил, несомненно, подумали бы: «Ну, какой же Платонов, в сущности, идиот», и я навсегда лишился бы их уважения. Уважения, которого они от меня не скрывали. … Как-то в самом конце моей агитационной активности, когда после беседы слушатели мои все разошлись, и мы остались с молодицей наедине – отец её в ту смену работал – меня к ней потянуло желание. Что там ни говори, был я мужчиной47, и моё воздержание было порой нестерпимо. Так что же тут удивительного. Девица, как я приметил, была настроена ко мне благосклонно, беда была в том, что мне она совершенно не нравилась. Некрасива, лицо грубовато, невыразительно, и интересы её не выходили за пределы обыденных домашних забот. Я же тогда был романтик отчаянный, мыслил "в масштабах вселенских", и с детства "борьба за освобождение человечества" стала моей внутренней сущностью. Так что ничто не влекло меня к этой девице. Но дружеских отношений, которые с нею как-то сами собою наладились, у меня не было причин порывать. … итак, оставшись одни, мы какое-то время оживлённо болтали, но разговор всё же угас, быстро кончился запас тем для него. Повторяюсь, люди мы были разными слишком; она работница шахты и интересы у неё приземлённые48, я же витал в облаках, жил в мысленном мире возвышенном, утончённом, но… наступала весна, грубые соки земли бродили не только в кустах и деревьях, распирая набухшие почки, но и во мне. … животная человеческая природа настойчиво требовала своего. По ночам меня начал преследовать сон, один и тот же практически, лишь с различными вариациями, в итоге сводившимися к одному и тому же. Снилось, что мы выезжаем на лыжах с Людмилой (в подсознании, видно, крепко засело наше "скольжение" в позапрошлом году), вихрем мчимся и… попадаем в пургу. Нас заносит сугробами снега, под сугробом мы обминаем себе конуру (ну, как в детстве я делал в Архангельске)… Мы под снегом сидим, тесно прижавшись друг к другу, я объясняюсь в любви, целую её в её тёплые губы, и она отвечает на мой поцелуй. Я целую её ещё и ещё, и нам уже жарко. Все одежды сброшены на утоптанный снег. Я обнимаю её горячее голое тело, прижимаюсь грудью к её упругой груди, и растёт во мне невыносимо сильное напряжение и желание сладостное, я касаюсь её, начинаю погружаться в неё и… просыпаюсь в самый неподходящий момент, дыша тяжело, испытывая неслыханное по силе своей наслаждение, но всё же, всё же и ущербное в чём-то, незавершённое до конца, а простыни заливаются потоками душной обжигающей плоти, что уже мне знакомо давно и что во мне вызывает чувство брезгливости. Иногда сон начинается иначе. Мы в лесу, я спасаю её от медведя, после чего – вновь мы в знакомом сугробе, где всё дальше идёт по обкатанному сценарию. … но сны эти иллюзорны, бесплотны, а рядом реальная женщина, упругая, молодая, и её крепко сбитое тело притягивает к себе. Я обнимаю её, мы целуемся и целуемся, и чем больше, тем дольше и жарче, и страстнее становятся поцелуи. Лицо её просто в огне. Я валю её на кровать, и теперь мы целуемся лёжа, в тесных объятьях. Возбуждение моё возросло до предела, я пытаюсь задрать её юбку, но она мне этого не даёт. Возможно б от ласковых слов и моих поцелуев в губы, в грудь, она бы, в конце концов, уступила, если б я от своего нетерпения не сморозил несусветную глупость. Знал я, знал, что девушки нашего времени часто очень отдаться хотят, но при этом хотят выйти замуж и боятся за девственность. Ты то её не возьмёшь, а что скажет будущий муж? Но ей то чего в этом смысле бояться? Изнемогая в сладкой борьбе, от желанья сгорая, я в сердцах простонал: «Ну почему ты упрямишься? Ты ведь уже была замужем!» |
Похожие:
 | Областной заочный этап 18-й Всероссийской олимпиады учебных и научно-исследовательских проектов детей и молодежи «Созвездие» (далее... |  | В формировании личности ребёнка принимают активное участие дошкольные учреждения и школа, лагеря и трудовые отряды, книги, театр,... |
| Приказ Федеральной налоговой службы от 5 марта 2012 г. № Ммв-7-6/138@ “Об утверждении форматов счета-фактуры, журнала учета полученных... | | Закладка похозяйственной книги Документ «Правовой акт на открытие похозяйственной книги» 13 |
| Российской Федерации, выписки из домовой книги, выписки из похозяйственной книги, выписки из поземельной книги, карточки регистрации,... | | Настоящий шаблон предлагается использовать для описания результатов оригинального исследования медицинского вмешательства. Однако... |
| Конкурсная программа (название номера, автор стихов, композитор, продолжительность) | | Воспоминания о жизни после жизни. Жизнь между жизнями. История личностной трансформации. Автор Майкл Ньютон. 2010г. 336 стр. Isbn... |
| Общие требования к порядку заполнения Книги учета доходов и расходов и хозяйственных операций индивидуального предпринимателя | | Ростова-на-Дону, проявляя уважение к историческим, культурным и иным традициям Ростова-на-Дону, утверждая права и свободы жителей... |