ГЛАВА XXII
Как и следовало ожидать, этот внезапный удар заставил Юджина
поколебаться. Ему стало страшно. Миссис Дэйл обратилась к Колфаксу, чтобы
он употребил все свое влияние и заставил своего подчиненного образумиться.
Но она не собиралась этим ограничиться. Она только и думала о том, как бы
очернить Юджина, ославить его перед всеми, но так, чтобы Сюзанны это не
коснулось. Если раньше Юджин был с ней немилосерден, то и она теперь не
знала пощады. Она хотела заставить его окончательно отказаться от Сюзанны и
даже не видеться с нею. Побывав у Уинфилда, она намерена была тут же
мчаться в Ленокс, чтобы помешать всяким дальнейшим планам влюбленных,
каким-либо неосторожным решениям Сюзанны или возможному приезду Юджина.
Обращение к Уинфилду не принесло ей ни нравственной поддержки, ни даже
простого сочувствия, Уинфилд не видел причин вмешиваться. Он ведь не опекун
Юджина и не блюститель общественной нравственности. Впрочем, он был рад
узнать об этой истории, он приобрел теперь моральное право обходиться с
Юджином несколько иначе. Правда, ему было немного жаль его - какой мужчина
не посочувствовал бы Юджину? Но, занятый мыслями о реорганизации своей
строительной компании, он уже с меньшим огорчением думал о предстоящих
Юджину потерях. Когда же последний немного позже обратился к приятелю в
надежде с его помощью реализовать свои вложения в "Синее море", Уинфилд
ответил, что не видит возможности что-либо сделать. Дела компании не
блестящи. Необходимо укрепить ее финансовое положение новыми
капиталовложениями. Если не удастся в самом скором времени разместить все
акции, неизбежна полная реорганизация. Лучшее, что может ожидать Юджин, это
получить за свои бумаги акции нового выпуска, но уже на значительно меньшую
сумму. Таким образом, Юджин убедился, что и с этой стороны ему грозит крах.
Когда Юджин полностью осознал, какой удар нанесла ему миссис Дэйл, он
понял, что должен откровенно объясниться с Сюзанной. Вся эта история
привела к самым плачевным для него результатам, и он начал задумываться над
тем, что же с ним теперь будет. Свой оклад в двадцать пять тысяч долларов в
год он потерял; надежды на полную материальную независимость, которую
сулило ему "Синее море", растаяли, как дым; о прежнем образе жизни нечего
было и мечтать, ведь жизнь в обществе требует больших средств, - все это
делало его нулем, совершеннейшим нулем. А если начнутся разговоры о
нравственной стороне его отношений с Сюзанной, о его безжалостном поступке
с Анджелой, если это дойдет, например, до слуха Уайта, что тогда будет?
Уайт уж постарается растрезвонить это по всему Нью-Йорку. О Юджине
заговорит весь город, по крайней мере весь издательский мир. Перед ним
закроются двери всех редакций. Сам Колфакс едва ли будет болтать. Что
касается Уинфилда, то Юджин не допускал и мысли, что миссис Дэйл была у
него, но если она все же была, не распространится ли эта весть и дальше?
Расскажет ли Колфакс Уайту? Сохранит ли тот все в тайне, если узнает?
Разумеется, нет. Постепенно Юджин начал отдавать себе отчет в безумии
своего поведения. Что он наделал? Подобно человеку, усыпленному сильным
наркотиком, он медленно приходил в себя, пытаясь сообразить, что с ним.
Место потеряно. Наличных денег у него немного - всего пять-шесть тысяч.
Единственное его богатство - любовь Сюзанны, но ее мать объявила ему войну,
а он связан Анджелой, которая не даст ему развода. Как уладить все это? Но
разве может он думать о том, чтобы вернуться к Анджеле? Конечно, нет.
Он сел к столу и написал Сюзанне письмо, которое должно было все
объяснить и открыть ей путь к отступлению, что он считал своей первейшей
обязанностью перед ней.
"Любовь моя!
Сегодня утром у меня был разговор с мистером Колфаксом. То, чего я
опасался, случилось. Ваша мать ездила не в Бостон, как Вы думали, а в
Нью-Йорк. Она виделась с Колфаксом и, вероятно, также с моим другом
Уинфилдом. Последнее меня мало огорчает, так как я не связан с его
компанией жалованьем или определенным доходом. Но ее разговоры в
издательстве причинили мне непоправимое зло. Попросту говоря, я лишился
места. Очевидно, главную роль тут сыграли происки других лиц, к которым
Ваша мать не имеет никакого отношения, но ее жалобы и обвинения,
несомненно, завершили то, чего она не могла бы добиться одна. Дорогая моя,
понимаете ли Вы, что это значит? Я Вам как-то говорил, что все мои наличные
деньги вложены в курорт "Синее море", который, по моим предположениям,
должен был со временем развиться в крупное дело. Возможно, что так оно и
будет, но потеря места сильно отразится и на моем положении в этом
предприятии, если только мне не удастся немедленно подыскать себе
что-нибудь другое. Я вынужден буду, по всей вероятности, отказаться и от
квартиры на Рисерсайд-Драйв, и от собственной машины, и вообще сильно
поубрать паруса перед ураганом. Это значит, что если Вы захотите жить со
мной, мы должны будем довольствоваться скромным заработком художника, разве
только я приму решение подыскать себе другую службу, и мне удастся это
сделать. Я собственно такое примерно будущее и представлял себе, когда
ездил за Вами в Канаду, но поскольку это стало свершившимся фактом, Вы,
возможно, захотите переменить свое решение. Если с "Синим морем" ничего не
случится, мой пай в этом деле может со временем материально обеспечить
меня. Сейчас сказать что-нибудь трудно, и во всяком случае до этого еще
далеко, а пока я могу рассчитывать только на заработок художника, но и это
во многом зависит от того, как далеко намерена зайти в своей мести Ваша
матушка. Она настроена в высшей степени враждебно. Вы слышали, что она
говорила в охотничьем домике? Очевидно, это были одни слова.
Дорогая, я пишу все это для того, чтобы ясно представить Вам положение
вещей. Если Вы решите связать свою судьбу со мною, Вам, быть может,
придется иметь дело с человеком, репутация которого сильно пошатнулась. Вы
должны понять, что между Юджином Витлой - директором "Юнайтед мэгэзинс" и
Юджином Витлой - художником разница огромная. Любовь к Вам внушила мне
безрассудную смелость, она побудила меня бросить вызов всему миру. Так как
Вы прекрасны, так как Вы самое совершенное создание, какое я когда-либо
знал, я принес всего себя на алтарь любви. Я бы с радостью сделал то же
самое снова - тысячу раз. До Вашего появления жизнь моя была пуста. Я
только притворялся, что живу, зная в душе, что такая жизнь - пустая
видимость, недостойная ложь. Но появились Вы - и мир ожил для меня. О, как
прекрасны были эти дни, эти вечера! Разве могу я забыть Дэйлвью, или "Синее
море", или Браерклиф, или тот дивный день - первый день нашей любви - на
Саут-Бич? Моя дорогая девочка, в нашем чувстве было столько красоты,
столько безоблачного счастья! Мы решились на отчаянный шаг, и сам я ни о
чем не жалею. Мне снился чудный, волшебный сон. Но может быть, прочитав мое
письмо и узнав, как обстоит дело, Вы задумаетесь, - о чем я и прошу Вас, -
и пожалеете, и во многом раскаетесь, и примите другое решение. Поступайте
же без колебания так, как считаете нужным.
Вспомните, что я просил Вас спокойно подумать обо всем еще задолго до
того, как Вы открылись Вашей матушке. Мы с Вами хотели смело идти в жизни
своим путем, но по проторенной дороге. Едва ли и тогда можно было
надеяться, что люди станут смотреть на вещи нашими глазами. Напротив, можно
было с уверенностью сказать, что нас ждут огромные неприятности. И все же
меня это не пугало, да и теперь не пугает. Если Вы решите приехать ко мне
сюда, сообщите мне об этом. Если Вы хотите, чтобы я приехал к Вам, позовите
меня. Мы отправимся в Англию или в Италию, и я снова возьмусь за живопись.
Я убежден, что могу еще писать. Или же мы останемся здесь, и я постараюсь
найти себе какое-нибудь место.
Вы должны помнить, однако, что Ваша матушка еще не сложила оружие.
Она, пожалуй, решится и на более крутые меры, чем до сих пор. Вы думали,
что сможете уговорить ее, но, по-видимому, Вы ошибались. Я полагал, что
там, в Канаде, мы одержали победу, но, оказывается, и это не так. Если она
захочет помешать Вам получить Вашу долю наследства, это может ей удастся.
При желании она может лишить Вас свободы, запереть в сумасшедший дом. Мне
бы хотелось поговорить с Вами лично. Можно мне приехать в Ленокс повидаться
с Вами? Собираетесь ли Вы вернуться в Нью-Йорк на будущей неделе? Нам нужно
все обдумать, нужно действовать - теперь или никогда. Но если Вами овладеет
сомнение, не считайтесь со мной. Помните, что условия изменились. Все Ваше
будущее зависит от Вашего решения. Пожалуй, мне давно уже следовало
поговорить с Вами так, как я говорю сейчас, но я не думал, что Ваша матушка
способна сделать то, что она сделала, и что в этом вопросе будет играть
какую-то роль мое материальное положение.
Жизнь моя, радость моя! Для меня настал день величайших испытаний. Я
глубоко несчастен, но только от мысли, что могу Вас потерять. Все остальное
в сущности не имеет значения. С Вами все покажется прекрасным, что бы ни
готовила мне судьба. Без Вас жизнь станет чернее ночи. От Вас зависит
решение, и Вы должны принять его, не откладывая. Как Вы скажете, так и
будет. Повторяю, со мной не считайтесь. Вы молоды, перед вами блестящее
будущее. Я в конце концов вдвое старше Вас. Я стараюсь рассуждать трезво,
чтобы Вы ясно представляли себе, что Вас ждет, если Вы решите стать моей.
Но правильно ли Вы поймете меня, - вот о чем я порою себя спрашиваю.
Уж не было ли все это сном? Вы так прекрасны! Вы были для меня источником
радости и света. Неужели это был мираж, прельстительный обман? Кто знает,
кто знает. И все же я люблю Вас, люблю, люблю! Тысячу поцелуев, мое
божество. Жду Вашего решения.
Юджин".
Сюзанна в Леноксе прочитала это письмо и впервые в жизни задумалась
глубоко и серьезно. Что происходит? На что она идет? Такой оборот дела
пугал ее. Ее мать оказалась упорнее, чем она предполагала. Подумать только,
что она могла пойти к Колфаксу, что она могла так лгать, так бросаться
своим словом! Сюзанна никогда не поверила бы, что ее мать способна на это.
Она никогда не поверила бы, что Юджин может потерять место. Он казался ей
всесильным, он сам себе ставил законы. Однажды он спросил ее, за что она
его любит, и она ответила:
- За то, что вы гений и можете сделать все, что захотите.
- Полноте, что вы! - ответил он. - Это вовсе не так. Ничего особенного
я сделать не могу. У вас неверное представление обо мне.
- Нисколько, - настаивала она. - Вы художник, и к тому же писатель. -
Это лестное мнение внушили ей рекламные брошюры, составленные им для
Уинфилда, стихи, посвященные ей, и старые газетные вырезки со статьями,
которые он когда-то писал в Чикаго, - однажды она была у него в гостях, и
он показал ей свой старый блокнот со всякими записями и зарисовками. - И вы
управляете таким большим предприятием, и сами заведовали отделом рекламы и
художественным отделом.
Она запрокинула голову и восторженно посмотрела ему в глаза.
- О боже мой, какой длинный перечень талантов! Видно, боги и впрямь
насылают безумие на тех, кого они хотят погубить. - И он поцеловал ее.
- И вы так красиво любите, - добавила она в заключение.
Сюзанна часто вспоминала этот разговор, и вот теперь она увидела
Юджина в совершенно ином свете. Он, оказывается, вовсе не всемогущ. Он не
сумел помешать ее матери сделать то, что она сделала, - да и сама Сюзанна
разве может рассчитывать одержать над нею верх? Какого бы мнения она ни
была о поведении матери, факт остается фактом, - та готова перевернуть весь
мир, чтобы не дать им соединиться. Действительно ли она так уж неправа? С
той памятной ночи в Сен-Жаке, когда то, чего она ожидала, не случилось,
Сюзанну начали одолевать сомнения. Уверена ли она в своем желании бросить
дом и уйти с Юджином? Готова ли она вступить в борьбу с матерью за
наследство? Возможно ведь, что ей придется отстаивать свои права. Вначале
она мечтала, что будет встречаться с Юджином в изящно обставленной студии,
а жить они будут - он у себя, она у себя. Но это - разговоры о бедности, о
невозможности содержать машину, о необходимости разлучиться с семьей, - это
было уже нечто совсем другое. И все-таки она любила его. Быть может, она
еще договорится с матерью?
В течение последующих двух-трех дней произошло еще несколько бурных
сцен, в которых приняли участие опекун Сюзанны, мистер Герберт Питкерн,
представитель опекунской конторы Маркуорд, и - опять же - доктор Вули.
Бедной, растерявшейся Сюзанне пришлось выдержать новую осаду. Тут были и
лукавые доводы матери, уверявшей, что если она подождет год и потом скажет,
что по-прежнему любит Юджина, никто не помешает им соединиться, и заявление
мистера Питкерна, что всякий суд, куда бы ни обратилась миссис Дэйл,
признает Сюзанну неспособной управлять своим имуществом, и осторожное
предупреждение доктора Вули о том, что едва ли целесообразно обращаться к
медицинской экспертизе, но если миссис Дэйл будет настаивать, то Сюзанну,
несомненно, признают невменяемой, - хотя бы для того, чтобы не допустить не
освященный церковью брак. В душу Сюзанны закрался страх. Ее железная воля
стала сдавать, особенно после письма Юджина. Она была глубоко возмущена
поведением матери, но лишь теперь задумалась над тем, как отнесутся к этому
ее друзья. Предположим, матери удастся заключить ее в дом умалишенных. Что
подумают знакомые? Догадаются ли они, где она? Дни и недели страшного
напряжения, вконец измучившие мать, стали сказываться и на воле дочери,
вернее, на ее нервах. Напряжение было слишком велико, и Сюзанна стала
подумывать, не лучше ли поступить так, как предлагал раньше Юджин, и
немного подождать? В Сен-Жаке он сказал, что согласен ждать, если она
согласна. Он только ставил непременным условием, что они будут видеться. Но
мать уже снова переменила фронт и твердила об опасности, которой грозит
нежелательное влияние Юджина. Чтобы решить, действительно ли она его любит,
Сюзанна должна прожить по крайней мере год так, как жила раньше.
- Как ты можешь ссылаться на свои чувства? - набрасывалась миссис Дэйл
на Сюзанну, невзирая на то, что девушка упорно молчала. - Ты дала уговорить
себя, не потрудившись даже подумать как следует. От одного года ничего не
станется. Чем это может повредить тебе или ему?
- Но зачем ты сказала мистеру Колфаксу, мама? - снова и снова
спрашивала Сюзанна. - Как ты могла поступить так гадко, так жестоко!
- А затем, что необходимо было заставить его одуматься. Он не умрет с
голоду. Он человек талантливый. Нужно было как-то привести его в чувство.
Мистер Колфакс не уволил его. Он мне обещал, что не станет его увольнять.
Он сказал, что заставит его взять годичный отпуск, пусть за это время
хорошенько подумает. Ничего другого он не сделал. И ничего плохого в этом
нет. А хотя бы и было, - ты подумала о том, сколько я из-за него
выстрадала?
Она была страшно озлоблена против Юджина и рада была отплатить ему.
- Мама, я никогда тебе этого не прощу, - продолжала Сюзанна. - Ты
поступаешь возмутительно. Я подожду, но все равно будет по-моему. Я не
откажусь от него.
- О, через год можешь делать что угодно! - подхватила миссис Дэйл. -
Главное, подожди год, дай себе время подумать, а если ты и тогда не
изменишь решения, что ж, так и быть. Тем временем он получит развод.
Она вовсе не думала того, что говорила, но всякий довод был хорош,
лишь бы оттянуть время.
- Да я вовсе не хочу выходить за него замуж, - упрямо настаивала
Сюзанна, цепляясь за свою первоначальную идею. - Я не того хотела.
- Что ж, пусть так, - благодушно отозвалась миссис Дэйл. - Через год
ты будешь рассуждать иначе. Я не хочу прибегать к насилию, но нельзя
требовать от меня, чтобы я спокойно смотрела, как разваливается моя семья,
как ты сама себя губишь. Ведь ты не даешь себе отчета в своих поступках.
Это, наконец, мое право, - во имя всех лет, которые я тебе посвятила, ты
должна оказать мне хоть каплю уважения. Год пройдет незаметно - и для тебя
и для него. Ты убедишься, действительно ли он тебя любит. Возможно, что это
мимолетная прихоть. У него были другие женщины до тебя, будут, вероятно, и
другие после тебя. А может быть, он вернется к миссис Витла. То, что он
тебе говорит, никакого значения не имеет. Ты должна испытать его, прежде
чем разрушать и его семью и свою. Если он действительно тебя любит, он
охотно согласится ждать. Пройдет год, и можешь делать все, что угодно. Я
могу только надеяться, что если ты уйдешь к нему, то хотя бы на правах
жены. Если же вы будете настаивать, я постараюсь по мере сил потушить
скандал. Напиши ему, что, по-твоему, вам нужно подождать год. Тебе незачем
видеться с ним. Это лишняя трепка нервов. И для него будет лучше, если ты
только напишешь. Ему будет гораздо тяжелее, если вы встретитесь и все
начнется сначала.
Миссис Дэйл смертельно боялась влияния Юджина на Сюзанну, но тут ей не
удалось ничего добиться.
- Ничего подобного, - заявила Сюзанна. - Ничего подобного! Я еду в
Нью-Йорк, и больше мы об этом говорить не будем.
Миссис Дэйл пришлось уступить. Ничего другого ей не оставалось.
Три дня спустя Юджин получил письмо от Сюзанны, в котором она
сообщала, что не может сейчас писать подробно, но что скоро будет в
Нью-Йорке и повидается с ним. А потом в Дэйлвью в присутствии матери -
доктор Вули и мистер Питкерн находились в другой части дома - между Юджином
и Сюзанной произошла встреча, во время которой все вопросы были снова
подвергнуты обсуждению.
Узнав, чего требует от него миссис Дэйл, Юджин сел в машину и поехал
на это свидание такой мрачный и вместе с тем такой взволнованный, как
никогда в жизни. Его одолевали тяжелые предчувствия и мысли о неустроенном
материальном положении. Бывали, правда, минуты, когда в нем вспыхивала
надежда, что Сюзанна опять неудержимо и горячо восстанет, бросится в его
объятия, невзирая ни на кого и ни на что, во всеуслышание с полным
убеждением заявит о своей любви и победительницей вместе с ним уйдет из
дому. Так велика еще была его вера в ее любовь.
Стоял холодный октябрьский вечер. В свинцовом небе тускло светил
новорожденный месяц - предвестник морозов, над головою густой массой
сверкали звезды. Сидя в своей машине на пароме, перевозившем его на
Стейтен-Айленд, Юджин увидел стаю диких уток, держащих путь на юг, к тем
заросшим камышом болотам, которые воспевает Брайант в "Обращении к водяной
птице". Они издавали заунывные крики, и их слабое кряканье разносилось в
воздухе, вызывая в душе Юджина чувство тоски и одиночества. Промчавшись
среди оголенных деревьев, он подъехал к Дэйлвью и вошел в огромную
гостиную, где они когда-то танцевали с Сюзанной. В камине ярко пылал огонь.
Сердце его учащенно забилось, он должен был сейчас увидеть ее, а один ее
взгляд действовал на него, как бальзам на измученное тело, как глоток
студеной воды на человека, томимого жаждой.
Миссис Дэйл встретила его с вызывающим видом, зато Сюзанна бросилась
ему на шею.
- О! - вырвалось у нее, и она крепко и долго прижимала его к себе,
задыхаясь от волнения. Несколько минут стояла полная тишина.
- Мама все-таки настаивает, Юджин, чтобы мы подождали год, - сказала
наконец Сюзанна. - И я думаю, что, пожалуй, лучше, если мы так и сделаем,
раз вокруг этого поднялся такой шум. Возможно, что мы немного поторопились,
как вы думаете? Я сказала мама, какого я мнения о ее разговоре с мистером
Колфаксом, но ей до этого, очевидно, дела нет. Она грозит, что объявит меня
душевнобольной. Один год - это ведь не так много, раз мы будем знать, что
все равно я буду вашей, не правда ли? Но я решила, что должна сама вам обо
всем сказать и спросить вашего мнения.
Она умолкла, продолжая смотреть на него горящими глазами.
- Я считал, что мы уже договорились обо всем в Сен-Жаке, - сказал
Юджин, обращаясь к миссис Дэйл, между тем как в душу его медленно проникал
ужас.
- Да, верно, но только я вношу одну поправку, а именно, что вы не
будете видеться с Сюзанной. Я против того, чтобы вы встречались. При
создавшемся положении это недопустимо. Пойдут сплетни. И вам надо как-то
урегулировать ваши отношения с женой. Совершенно немыслимо, чтобы вы всюду
бывали с Сюзанной, в то время как жена ваша ждет ребенка. Я хочу, чтобы
Сюзанна уехала на год и провела его в таком месте, где она может
успокоиться и прийти в себя. И вы должны ее отпустить. Если она и тогда
будет настаивать, что любит вас, и не пожелает считаться с элементарной
логикой, я окончательно умою руки. Пусть получает свое наследство. Пусть
идет к вам, если вы ей так нужны. К тому времени и вы, надеюсь, опомнитесь
и либо добьетесь развода, либо вернетесь к миссис Витла, - вообще
поступите, как здравомыслящий человек.
У нее не было намерения раздражать Юджина, но в каждом ее слове
звучала злоба.
Юджин нахмурился и повернулся к Сюзанне.
- Это и ваше решение? - спросил он устало.
- Я нахожу, что мама возмутительно вела себя, Юджин, - сказала она
уклончиво, а возможно, отвечая на слова матери. - Мы с вами вправе
распорядиться нашей жизнью, и в конце концов мы так и сделаем. Конечно, мы
вели себя немного эгоистично. Я думаю, что год - это, пожалуй, не так
страшно, лишь бы только прекратился весь этот шум. Я могу подождать, если
вы согласны.
От этих слов такое невыразимое отчаяние, такая глубокая скорбь
овладели Юджином, что он не в силах был говорить. Не верилось, чтобы
Сюзанна, его Сюзанна, могла предлагать ему это. Согласен ли он ждать год? И
это говорит она, которая с таким вызовом утверждала, что ждать не станет.
"Год - это, пожалуй, не так страшно..." Подумать только, что жизнь, судьба
и миссис Дэйл одержали над ним такую победу! Неужели судьба может так
насмеяться над ним? Неужели жизнь может с таким неслыханным коварством
обмануть человека? Он потерял место. Затея с "Синим морем" надолго зашла в
тупик и, вероятно, ничего не даст ему. Сюзанна уезжает на целый год, быть
может, навсегда, - вероятно, навсегда, - так как за год, оставшись с
дочерью, миссис Дэйл добьется от нее всего, чего только захочет. Анджела
стала ему чужой, и скоро появится на свет ребенок. Какая развязка!
- И вы это твердо решили, Сюзанна? - печально спросил он, чувствуя,
как скорбь обволакивает его туманом.
- Я думаю, что так, пожалуй, лучше, Юджин, - уклончиво ответила она. -
Я знаю, это большое испытание. Но я буду вам верна. Обещаю вам, что чувства
мои не изменятся. Ведь мы можем подождать год, не правда ли? Как вы
думаете?
- Целый год не видеть вас, Сюзанна?
- Да, но он пройдет, Юджин.
- Целый год?
- Да, Юджин.
- В таком случае мне нечего прибавить, миссис Дэйл, - сказал он,
поворачиваясь к ее матери. Глаза его горели мрачным, зловещим огнем, в
сердце на мгновенье вспыхнула ненависть к Сюзанне. И она могла так
поступить с ним! Дать ему отставку, как он мысленно выразился. Что ж,
такова жизнь. - Вы победили, - продолжал он. - Это для меня страшный урок.
Да, любовь жестока. Я люблю Сюзанну. Она мне дороже жизни. Иногда я
сомневался, понимает ли она это.
Он повернулся к Сюзанне и впервые за все время ему показалось, что он
не прочел в ее глазах того понимания, какое находил всегда. Неужели судьба
и на этот раз солгала ему? Неужели он и тут ошибся и гонялся за прекрасным,
манящим призраком? Неужели эта любовь была западней, поставленной на его
пути, чтобы снова превратить его в ничто?
Ему вспомнилось предсказание астролога, что после перерыва в
семь-восемь лет его ждет второй период поражений и горя.
- О Сюзанна! - произнес он просто, голос его звучал трагически. - Вы
действительно любите меня?
- Да, Юджин, - ответила она.
- Правда?
- Да.
Он протянул ей руки, и она бросилась к нему, но никакие силы мира не
могли рассеять его тяжкие сомнения. Они отняли у поцелуя всю радость,
словно он видел во сне, что держит в своих объятиях совершенное создание, а
проснувшись, обнаружил, что обнимает пустоту. Словно жизнь, чтобы погубить
его, послала Иуду в образе девушки.
- Довольно, мистер Витла! - холодно сказала миссис Дэйл. - Не к чему
затягивать прощание. Расстанемся на год, а там посмотрим.
- Сюзанна, проводите меня до дверей, - попросил Юджин, и голос его
звучал скорбно, как отдаленный звон колокола.
- Нет, - вмешалась миссис Дэйл. - Там прислуга. Прошу вас проститься
здесь.
- Мама! - гневно и вызывающе воскликнула Сюзанна, расстроенная его
горем. - Не смей говорить таким тоном. Оставь нас одних, а не то я пойду с
ним и до дверей и дальше. Пожалуйста, уйди.
Миссис Дэйл вышла.
- Любовь моя! - воскликнул Юджин с глубоким отчаянием. - Я не могу
этому поверить. Не могу! Очевидно, здесь какая-то моя ошибка. Мне следовало
давным-давно увезти вас. Так вот каков конец! Год! Целый год! Да и год ли
только?
- Только год, - настаивала Сюзанна. - Верьте мне, один только год. И я
не изменю за это время. Вы знаете сами.
Он покачал головой, а Сюзанна, как бывало раньше, сжала его виски
ладонями. Она целовала его глаза, губы, волосы.
- Верьте мне, Юджин. Может быть, я сегодня кажусь вам холодной, но вы
не знаете, что я пережила. На каждом шагу какие-то ужасные затруднения.
Подождем год. Обещаю вам, что буду вашей! Клянусь! Только год. Разве мы не
можем подождать один год?
- Только год, - повторил он. - Только год! Я этому не верю. Кто знает,
что будет через год! О мое божество, моя радость, мой дивный цветок! Я не
перенесу этого. Это выше моих сил. Теперь я расплачиваюсь. Да, это
расплата.
Он взял ее голову в свои ладони и долго смотрел на нежное
очаровательное личико, на ее глаза, губы, щеки, волосы.
- А я думал... Я думал... - бормотал он.
Сюзанна молча гладила его волосы.
- Ну что ж, раз нужно, значит нужно, - сказал он.
Он направился к двери, но снова вернулся, еще раз обнял Сюзанну и, не
оглядываясь, вышел из комнаты. Миссис Дэйл ждала его в передней.
- Прощайте, миссис Дэйл, - угрюмо проговорил он.
- Прощайте, мистер Витла, - ответила она ледяным тоном. Но и она
чувствовала, сколько трагизма было в одержанной ею победе.
Юджин надел шляпу и вышел.
В черном октябрьском небе ярко горели мириады звезд. Нью-йоркская
гавань и бухта были залиты таким же волшебным светом, как и в ту ночь,
после бала в форте Уодсворт, когда Сюзанна вышла к нему на террасу. Юджину
вспомнились весенние запахи, чудесное ощущение молодости и любви, надежда,
которая зародилась тогда в его сердце. И вот, спустя каких-нибудь полгода,
все кончено. Не стало для него Сюзанны, ее ласкового голоса, ее цветущей
красоты, ее милого шепота, нежного прикосновения. Все кончено!
Увял цветок, чью сладость я вдыхал,
Где красота, что радовала взор?
Где та, кого я к сердцу прижимал?
Где голос, ласка, райских звуков хор?
Кончились прекрасные дни, когда они вместе катались верхом, вместе
обедали, вместе гуляли в лесу вблизи дожидавшейся их машины. Здесь он
впервые играл с нею в теннис. Недалеко отсюда они часто встречались тайком.
И вот ее нет, ушла.
Он приехал на машине, но сейчас ему хотелось пройтись пешком.
Проклятая штука жизнь! Все пошло прахом. Скоро у него не будет ни машины,
ни квартиры на Риверсайд-Драйв, ни места в издательстве - ничего.
- Боже мой, я не перенесу этого! - вырвалось у Юджина, и немного
спустя он повторил: - Я не перенесу этого! Не перенесу!
Доехав до Баттери, он отпустил шофера, приказав ему отвести машину в
гараж, а сам уныло побрел по темным коридорам улиц нижней части Нью-Йорка.
Вот Бродвей, где он так часто бывал с Колфаксом и Уинфилдом. Вот он,
могущественный финансовый мир Уолл-стрита, где он надеялся когда-нибудь
блистать. Эти высокие безмолвные здания, казалось, сторонились его. Далеко
в небе ярко горели звезды, холодные, живительные, но сейчас они ничего не
говорили ему. Как наладить жизнь? Что делать? Целый год! Нет, она никогда
не вернется, никогда! Все кончено. Растаяло в небе серебристое облачко.
Мираж рассеялся в пустоте. Высокий служебный пост, положение в обществе,
свой дом, любовь - куда это все девалось? Скоро он и сам будет сомневаться,
не приснилось ли ему все. К дьяволу! Будь проклята коварная судьба, которая
поиграла им лишь для того, чтобы погубить.
Оставшись одна, Сюзанна заперлась у себя в комнате. С каждой минутой
она все больнее ощущала весь ужас того, что произошло. Упорно глядя в пол,
она вспоминала лицо Юджина.
- О! - вырвалось у нее, и впервые за всю свою жизнь она почувствовала,
что могла бы разрыдаться от большого, настоящего горя. Но слез не было.
А на Риверсайд-Драйв другая женщина, одинокая, несчастная, с ужасом
думала о свалившейся на нее катастрофе. Что делать? Где найти спасение? О
боже, ее жизнь, ее ребенок! Как заставить Юджина понять? Если бы можно было
открыть ему глаза.
|
