Очерки
Скачать 7.69 Mb.
|
| Н.К.Рерих ОЧЕРКИ ~~~~~~ НАСКОКИ В письмах ваших сообщается, что какие-то индивидуумы упрекают друзей наших в том, что они будто бы считают меня богом, желая этим как бы задеть и друзей и меня. Какая вредительская чепуха! Ответ на все готов. Посмотрим, насколько нелепо кощунство темных. В чем же заключается в моей деятельности то, что вызывает их негодование? Я пишу книги, посвященные искусству и знанию, посвященные культуре. Очень многие делают то же самое. Метерлинк, Бернард Шоу, Уэллс, Тагор часто появляются со своими книгами и занимают общественное внимание, но никто не негодует. Мне посвящено несколько биографий и симпозиумов, но сравнительно с литературою, посвященной другим художникам и деятелям знания и искусства, их гораздо меньше издано в Америке. Правда, в России и в Европе за период от 1907 до 1918 года было издано девять монографий и несколько десятков особых номеров художественных журналов, посвященных моему творчеству. Но никто не негодовал, и все это считали совершенно естественным реагированием общественного мнения. В течение семнадцати лет до приезда в Америку я руководил художественными школами и различными просветительными, художественными и научными учреждениями. Школа Общества Поощрения Художеств, в которой было до двух с половиной тысяч учащихся и восемьдесят профессоров, в обиходе постоянно называлась школою Рериха. Учащиеся говорили: "Пойду к Рериху" или "учусь у Рериха", и никто из Комитета нашего не претендовал на такой глас народный. Наша председательница Евгения Максимилиановна Ольденбургская постоянно говорила мне: "Приеду к вам" или "говорят, у вас там...", в таких выражениях благожелательно идентифицируя понятие школы с моей личностью как представителя и главного ответственного лица. И опять никакого негодования не возбуждалось в общественном мнении. Я коллекционировал старинные картины и предметы каменного века. В монографиях отмечалось значение моих художественных коллекций и признавалось, что моя коллекция каменного века является самой обширной - в этом был просто неотъемлемый факт. Я пишу картины, что совершенно естественно для всякого художника. Я пишу много картин, что опять-таки не является небывалым в истории искусства. Мои художественные выступления как в России, так и в Европе, доставили мне как признание общественное, так и почетные награды и избрания. Никто не негодовал на эти проявления общественного мнения. На международных выставках меня приглашали занять отдельные залы, и никто не протестовал против таких решений жюри. Мне приходилось постоянно выступать за сохранение сокровищ творчества и за улучшение быта художников и ученых. И эти мои зовы никто не считал чем-то сверхъестественно божественным, но, наоборот, к моему сердечному удовлетворению, мне неоднократно удавалось помочь моим собратьям в искусстве и науке. Мне приходилось устраивать многочисленные выставки и приветствовать представителей иноземных государств. И опять ни в среде сородичей, ни среди иностранцев не возбуждалось никаких злонамеренных толкований. Возьмем ли мы идею Знамени Мира и последний номер бюллетеня нашего Музея, посвященный конференции в Бельгии,- быть может, какой-то злоязычник начнет упрекать в том, почему "Пакт Рериха" называется так, а не иначе? Но почему же он тогда не возражает против "Пакта Келлога" и всех прочих пактов и установлений, символически носящих определенное имя? Возьмем ли мы образование многих Обществ, которые захотели принять мое имя, новость ли это? Уже давно в России существовали кружки Рериха, и все время нам приходится совершенно неожиданно наталкиваться на существование подобных кружков, даже совершенно нам неведомых. Уже пятнадцать лет тому назад Леонид Андреев писал о "Державе Рериха", а Балтрушайтис о "Чаше Грааля" и Бенуа о "Барсовых прыжках успехов". Все такие заявления не вызывали никаких писем в редакцию и никаких явных злобствований. Наоборот, список друзей прекраснейших и действительных представителей искусства и науки, являющих собою истинный критерий, постоянно возрастал и продолжает расти, не устрашенный ни "шарлатанством", ни "божественностью". Наконец, когда из темных намерений, из вымогательства известная темная личность почтила меня большою статьею под названием "Шарлатана" (Так в тексте - Прим. ред.), то в самом содержании статьи он привел столько раздутой лжи якобы о торжественных моих всемирных шествиях, что в самых дружественных статьях не было сказано столько величия и мощи, сколько приписал язык злобы, и автор статьи сам не заметил, что содержание статьи опровергло его же название. Спрашивается, что же делается мною такого дурного, что бы могло возбудить чье-то негодование, если только это не есть выражение мелкой зависти или злобы? Гималайский Институт Научных Исследований - неужели это дурно или сверхъестественно? Или моя забота о собирании отделов искусства кому-то не дает спать? Или кажется "божественным", что мое двадцатипятилетие праздновалось в России, а сорокалетие деятельности в Америке, когда пришло десять тысяч друзей? Все мои призывы к охранению сокровищ искусств и науки - разве это противоестественно? Писание картин, сам смысл которых, казалось бы, должен был вызывать добрые мысли, неужели и это противоестественно? Руководство школою с желанием дать хорошее художественное образование массам, неужели и это или "шарлатанство" или "божественность"? Поднесение мне особой медали, выбитой в Бельгии - но ведь не я же сам ее себе поднес? Почетный Легион - но ведь многотомны списки носителей этого ордена? Звезда Св. Саввы, или Северная Звезда Командора - но, вероятно, шведский король был бы очень изумлен, узнав от шептунов, что он дал мне ее не за художество, но наградил бога или шарлатана? Французские ученые и художественные Общества, Югославская Академия, Археологический Институт Америки и другие учреждения во многих странах - неужели они давали свои отличия не за факты, им вполне известные, но за божественность или за шарлатанство? Или кого- то тревожит имя на здании? Но тогда его бедному созданию придется много тревожиться и при имени Родена и Моро, и Мане, и Мареса, и Торвальдсена. Или, может быть, темненькое сознание обеспокоено, что я еще не умер, но ведь неоднократно газеты хоронили меня в разных странах. Жалкие сознания шептали, что я не мог написать все мои картины, именно потому, что этот оппонент и не мог бы сам написать столько картин. Шептали, что я вовсе не Рерих. Конечно, все эти скудные и не отвечающие истине суждения нам любопытны лишь со стороны психологической. Подсказаны ли они яростью шовинизма или тупостью провинциализма, или же тою мрачною злобою, которая восстает против того, где повторено слово Культура? Тьмы много в нашем мире; судороги этой тьмы угрожают через всю инертность массы, через все предательство, для которых каждый факт стремления к строительству кажется чем-то сверхъестественным, нарушающим их кладбищенский покой. Во многих моих писаниях, отдавая должное восхищение художникам, я указывал на отсутствие шовинизма, кот_орый был бы совершенно не к лицу стране, вместившей все нации мира. Клеймо шовинизма является лишь доказательством невежества. Плачевно было бы приписать произнесенные кем-то нелепости провинциализму, ибо что же может быть ничтожнее и смешнее ограниченности и старомодности такого сознания! Предположим, что это злоба невежества - оно будет более существенно, нежели другие два предположения о шовинизме и провинциализме. Конечно, злоба тьмы ради своего существования должна преследовать все устремленное ко благому. Но не забудем, что именно столкновение света и тьмы создает строительство, к которому ничто не может воспрепятствовать устремляться тем, сознание которых зовет их к неотложным заданиям Культуры. Будем всегда основываться на фактах, на действительности, которых так боится тьма, но которые для нас всегда и во всем будут единственною основою. 13 ноября 1931 г. РОСКОШЬ "Сказано - роскошь должна покинуть человечество. Недаром сами люди так обособили это понятие. Ничем не заменить его. Роскошь - ни красота, ни духовность, ни совершенствование, ни созидание, ни благо, ни сострадание - никакое доброе понятие не может заменить ее. Роскошь есть разрушение средств и возможностей. Роскошь есть разложение, ибо все построение вне ритма будет лишь разложением. Можно достаточно видеть, что роскошь мирская уже потрясена, но нужно найти согласованное сотрудничество, чтобы излечить заразу роскоши. Самость будет возражать, что роскошь есть заслуженное изобилие. Также скажут, что роскошь царственна. Будет это клевета. Роскошь была признаком упадка и затемнения духа. Цепи роскоши самые ужасные и для Тонкого Мира. Там нужно продвижение и постоянное совершенствование мысли. Явление загромождения не приведет к следующим Вратам". Сказаны ли слова эти для какой-то незапамятной древности или же они нужны и сегодня, так же точно, как некогда? Очень печально, если указы о невежественности роскоши требуются и сейчас. Но так или иначе, кто же дерзнет отрицать, что роскошь именно сейчас должна быть изгоняема. Сколько раз говорилось миру о том, что роскошь есть признак самого дурного вкуса. Сколько раз указывались эпохи падения и Вавилона, и Рима, и множества других государств, когда вместо процветания красоты и просвещения овладевала человечеством вульгарная роскошь. Не забудем, как Чингис-хан, желая предупредить возможность роскошествования своих соратников, произвел перед всем народом замечательно назидательный опыт. Нескольким близким друзьям он указал одеться в тончайшие китайские шелковые ткани и пошел с ними среди шипов терновника, сухого тамариска и других колючих растений. Когда они пришли к народному собранию, то, конечно, шелковая одежда оказалась изодранной. И вождь перед всеми показал непригодность роскошных в своей тонкости тканей. Так же точно при участии своих друзей он показал, что роскошные яства вызывают лишь болезнь, чтобы вернуть народ к молочной и растительной здоровой еде. Таких примеров возвращения народного сознания к прекрасному и здоровому обиходу можно привести нескончаемое количество в разных веках. Но и теперь несомненно здоровые начала все-таки еще не осознаны, а не подчиненная человеческому сознанию машина осиливает разумное распределение сил; именно теперь особенно необходимо, не боясь никаких укоров и насмешек, опять напоминать о красоте здоровой и о жизни целесообразной. В некоторых странах уже назначаются премии за ручные ремесла и рукоделия, и это не есть отказ от цивилизации. Этим порядком умные правители хотят обратить человеческое внимание снова на действительное, высокое качество ручного художества и на целесообразное распределение сил и самообразование. Еще недавно приписывали подлую роскошь лишь невежественным новым богатеям. Конечно, эти новопришельцы от золотого тельца, часто совершнно невежественные, легче всего поддаются хитрым темным шептаниям роскоши. Но не будем закрывать глаза, что далеко и за пределами новых богатеев растет стремление к легкой наживе и к вульгарным формам роскошного обезображивания жизни. Книга "Мир Огненный" мудро напоминает, что именно невежественная самость всегда будет защитником роскоши. Но та же книга прозорливо отмечает, что роскошь уже потрясена в мире. Значит, нужно очень внимательно досмотреть, чтобы следующая ступень бытия была бы окружена действительно благородным творчеством. И за этим необходимым условием жизни нужно досмотреть не каким-то казенным инспекторам, но всему народонаселению, чтобы возможно скорее создать сознательное отношение к гармонии обихода жизни. Вещевая роскошь также и потому должна покинуть человечество, что это подлое понятие предательски вовлекает людей и в роскошествование духовное. В самомнении люди становятся небережливы к деятелям истинного просвещения. Эксцессы роскоши создали такие же уродливые эксцессы увлечения внешней физической силою, всякими гонками и перегонками и устремлением к мускулам. Одна нецелесообразность всегда порождает и следующую. Разрастание материальной стороны вызывает несомненное ослабление духовности во всех странах, во всех верах. Больше того, всякое устремление к духовности и к высшим построениям бытия считается даже как-то недопустимым в обиходе материально "цивилизованного" общества. Правда, некоторые народы, и в том числе прежде всего Индия, сохраняют этико-мыслительные приемы, но даже и в этих народностях уже справедливо раздаются жалобы на то, что молодое поколение отходит от вечных основ жизни. Из других же стран в письмах сообщаются самые печальные сведения, как о нарастающем атеизме, так и о нездоровом устремлении в узко материалистические горизонты. Труженики духовного просвещения во всех областях отходят на незаметные места; люди даже не стыдятся утверждать, что сейчас будто бы вообще не время говорить о Живой Этике. И этому ужасу можно называть множество примеров. Конечно, из древней истории мы знаем, что Конфуций, проповедник чистой жизни, был преследован правителями, а Платон был продан в рабство. Знаем, что Аристид, сохранивший за собою в человечестве название справедливого, был изгнан своими согражданами из родного города. Такие сведения иногда кажутся злостными измышлениями. Слишком трудно сопоставить справедливого Аристида с какими-то звероподобными невеждами, которые посягнули на такой явный антигосударственный шаг, как изгнание прекрасного справедливого гражданина. Но в последних раскопках на Афинском Акрополе, к стыду человечества, были найдены керамиковые таблички, которыми вотировали именно за изгнание Аристида. Какой это ужас - воочию увидеть изображение таблички с надписью: "За изгнание Аристида". Ведь это равняется самым ужасным вандализмам, когда бессмысленно, к сраму всего человечества, разрушались незаменимые сокровища уже не роскоши, но Великой Красоты. Когда мы читаем об уничтожении замечательных библиотек, когда мы видим списки уже несуществующих творений искусства, разве даже самое бесстыдное сердце не содрогнется? Какие-то геростраты древности и какие-то их последователи нашего времени гордятся тем, что они хотят разрушить музеи и храмы. Мы видим эти выкрики невежества напечатанными. Но никто из этих геростратов не отдаст себе отчета в том, что он следует заветам самой невежественной роскоши. Если роскошь есть разрушение средств и возможностей, если она есть разложение, то всякое бессмысленное нарушение великого творчества уже будет роскошью. Герострат, конечно, не понимал высокого значения творчества, сожигая великий памятник. Также служитель роскоши, окружая себя уродливо пышными раззолоченными нагромождениями, является таким же точно геростратом в отношении истинного творчества и благородства Красоты. Если мы думаем о новых формах жизни, если мы хотим счастья наших близких, то разве не лежит на нас обязанность заменять безобразие высокими формами бытия, будет ли это в вещественном или в духовном смысле? С великим трудом люди начинают познавать, что дружелюбие открывает врата к сотрудничеству. А ведь если мы должны бороться против самости и грубости, то ведь это можно достигнуть лишь истинным сотрудничеством. И в этом неустанном и радостном сотрудничестве мы будем познавать, почему лучшие умы так прекрасно понимали значение красоты всей жизни. Свами Вивекананда чистосердечно говорит: "Разве вы не видите, что поверх всего я поэт" и "человек не может быть истинно религиозным, который не имеет способностей почувствовать красоту и величие искусства", и "непризнание искусства есть грубое невежество". Рабиндранат Тагор кончает свою книгу "Что есть Искусство" величественным утверждением: "В искусстве наше "я" посылает свой зов Высшему Началу, которое проявляет себя нам в мире бесконечной красоты поверх бессветного мира фактов". "Мир Огненный" указывает: "Следует избегать предубежденности как в большом, так и в малом. Много возможностей пресеклись предубеждением. Именно огненная энергия очень чутка на предубеждение. Но зная такое качество энергии, можно противодействовать внушением" и "Добрая мысль есть первооснова доброго действия. Мысль светозарна прежде действия, потому будем считать стан добра по огням мысли". Эти напоминания о вреде предубежденности и о благе светозарной доброй мысли так нужны теперь, когда происходит битва с призраками тьмы, с невежественной роскошью и подлым предательством. Утонченное сердце позволит различить, где есть граница между благородными поисками красоты и где уже самопожирающая дикая роскошь, которая разлагала даже очень мощные государственные организмы. Пусть Знамя Мира как символ познавания и строения Красоты напоминает и предостерегает, где начинается темное пагубное царство духовного каннибализма. Поистине, роскошь должна покинуть человечество. |
Похожие:
 | | ||
 | Все права защищены Законом Об Авторском праве и смежных правах в ред. Федеральных законов от 19. 07. 1995 n 110-фз, от 20. 07. 2004... | | ... |
| Данное пособие содержит краткий теоретический курс и ряд очерков по истории мировой культуры, начиная с первобытнообщинного строя... | | Во второй том "Листов дневника" Н. К. Рериха вошли очерки, написанные в 1936-1941 гг. Запечатлевшие современность публикуемые Листы... |
| Великими Законами Космоса. Его очерки это размышления о прошлом, настоящем и будущем человечества. Философское наследие Н. К. Рериха... | | Третий том «Листов дневника» Н. К. Рериха включает очерки-письма по следних лет его жизни — 1942-1947 гг. Написанные в суровые годы... |
| Наступивший XXI в век колоссальных достижений науки и техники, век освоения космического пространства и развития компьютерных технологий... | | Пруссии и ее национальных интересов. Но эта позиция Ф. Меринга делает книгу еще более увлекательной, захватывающей. Она рассчитана... |