Рождественский Ю. В. Общая филология
Скачать 5.46 Mb.
|
58 Правила ведения речи (блок-схема)  59 Исследователи отмечают различный характер соотнесения внутренней речи у говорящего и слушающего с их внешней речью; внутренняя речь говорящего как бы синтезирует внутреннюю речь слушающего, в то время как внутренняя речь слушающего, напротив, анализирует внутреннюю речь говорящего [150, 30]. Эти наблюдения находят обоснование в свете фольклорных данных. Пословицы, рассмотренные как правила действий со словом, показывают, что речевые программы слушающего и говорящего с необходимостью включают действия, совершаемые во внутренней речи. Внутренняя речь предписывается, оформляется и регулируется определенными этикетными нормами и правилами, поэтому нельзя думать, что внутренняя речь является чем-то случайным или факультативным по отношению к внешней речи. Таким образом, отношение мысли к слову не сводимо к ассоциативному или нейродинами-ческому автоматизму. Отношения мысли и слова даны как сложный процесс, состоящий из серии операций, последовательно приближающих слушающего к пониманию речи, а говорящего — к возможностям реализации речи. Этот процесс — следствие не только индивидуального, но и общественного развития. Именно в свете такого понимания отношений мысли и слова следует подходить к проблеме словотворчества, исходные правила которого даны в народной этимологии. 1.7. НАРОДНАЯ ЭТИМОЛОГИЯ Фольклорное осмысление "слова" раскрывается в особом разряде паремий о "слове и деле". Слово понимается здесь как минимальное высказывание, в силу чего наделено модальностью и подчиняется, как монологическая часть диалога, общим правилам ведения диалога, правилам для слушающего и говорящего. Слово представляет собой предмет творчества. Создание слов есть, по сути дела, создание языка. Осмысление природы слова в народном сознании получили в научном языкознании название "народной этимологии" (в противовес научному исследованию истории значения слова). Но, помимо осмысления слов, народной этимологии свойственна также и конструктивная роль. Конструктивную роль народной этимологии подробно исследовал А.А.Потебня [91]. Он показал, что народная этимология включает в себя не только правила осмысления, но и правила создания новых слов. Народная этимология, определяя свойства слова, как бы интегрирует правила для говорящего и слушающего, правила ведения диалога в целом и построения отдельных монологических частей диалога. Эта интеграция возникает в пределах слова-имени. Народная этимология, таким образом, дает общие правила словотворчества, обеспечивающие становление языка. 60 Знания, относимые к области народной этимологии, представлены в большом тематическом разряде паремий о "слове и деле", который разбивается на три содержательно соотносимые группы: а) паремии об отношении мысли, слова и дела; б) паремии об оценке слова через дело и в) паремии о знании вообще (в том числе и о знании, заключенном в слове), определяющие, с одной стороны, правила мыслительного поведения, а с другой — личную ответственность действующего. Надо отметить, что паремии, относящиеся к народной этимологии, не всегда прямо говорят именно о речи. Некоторые из них говорят о старшинстве и мудрости, другие как бы пародируют неверно построенную речь (ср. "Не знаю, и душа спокойна " или "Пусть волк .меня съест, лишь бы глаза не видели "). Паремии, образующие первую группу (мысль, слово и дело), рассматривают слово, прежде всего, как мысль и запрещают нарушение последовательности: сначала — мысль, потом — дело ("Не. спросясь броду, не суйся в воду"). Такие пословицы предписывают действовать, только положив в основание некоторый замысел; действовать без предварительного замысла нельзя: "Сначала мысль, потом дело", "Мысль рождает действие". Сюда же примыкают пословицы, требующие тщательности обдумывания предполагаемого дела: "Семь раз отмерь, один раз отрежь" и т.п., а также пословицы, говорящие о необходимости личной ответственности за дело. Например, "На людях не обрежешь хвост ослу: одни скажут "коротко", другие — "длинно"". Другая подгруппа паремий касается уже не слова как мысли, а слова как определенной разновидности действия и поступка. Смысл этих паремий в том, чтобы заставить человека действовать в соответствии со словом: "Кто сказал и сделал — человек, кто не сказал и сделал — лев, кто сказал и не сделал — осел ", "Взялся за гуж:, не говори, что не дюж". Эти и многие другие паремии предписывают обязательное исполнение на деле сказанного слова. Если человек не действует в соответствии со словом, особенно со словом, которое он дал сам, то он подвергается осуждению: "Языком мастер, а делом левша", "Пустой орех — звонок", "Мяукающий кот мышей не ловит", "Работать маленький, говорить большой" и т.п. Поскольку слово есть объективация мысли для других, то такие паремии предписывают породить дело из слова и запретить "пустословие" в смысле неисполнения дел, намеченных в словах. Отсюда следует вторая группа паремий об оценке слова, которая, с точки зрения народной этимологии, проявляется в тех делах, которые должны следовать за словом: "Что завязано ртом, рукой не развязать". Таким образом, оценка слова производится по наступающему вслед за словом делу с позиций способности слова изменить ситуацию. q 61 Оценка слова через последующее дело заставляет предполагать парадоксальные случаи. Например: "Сказал, что нсбосноО низок, так и хоОи нагнувшись", "Утро наступает не потому, что ноют петухи" и т.п. Сравнение этих двух пословиц по содержанию, взятому в аспекте правила речевого поведения, показывает, что сказавший неверные, неразумные слова должен все равно вести себя в соответствии со сказанным, хотя сказанное может быть бессмысленным или неверным. Оценка слова делом позволяет как бы поправить смысл слова хорошо сделанным делом: "Не бойся, что плохо сказал; бойся, что плохо сОелал ". Отношения слова и дела сосредоточивают человека на деятельности. Эти отношения есть высшее мерило качества личности. Если правильные отношения слова и дела соблюдались человеком всю его жизнь достойным образом, то "Человек умирает, а доброе слово остается", "От хорошего человека остается имя, от плохого — грязь ". "Сохранение имени", т. е. доброй славы о человеке, зависит именно от отношений слова и дела, соблюдавшихся им всю жизнь. Это подтверждается таким параллелизмом: "Скот гибнет—кости остаются, человек умирает — дело остается", "Лошадь гибнет — поле остается, человек умрет — дело останется ". Тематический разряд пословиц о "слове и деле" дает систему правил, которую можно описать как последовательность действий: 1. Всякому делу должна предшествовать мысль. За правильность мысли человек несет личную ответственность. 2. Перед действием мысль может быть высказана в слове и стать замыслом, о котором извещены другие. 3. Действовать надо в соответствии с мыслью. Если мысль высказана в слове, то запрещается не действовать в соответствии со словом. 4. Соблюдение своего слова в действии предписывается даже в том случае, если слово было сказано неправильно, но исправить неверное слово можно делом. 5. Главная оценка жизни человека состоит в соблюдении правильных отношений между словом и делом (данных в пп. 1—4). Таким образом, в соответствии с тем, чему учат пословицы, "слово": а) предшествует по времени "делу", б) определяет содержание и способ действия, в) оценивается по действию, как по своему результату. При становлении письменной речи и образовании литературного языка эти же отношения мысли, слова и действия являются исходной точкой формирования философии имени (Логоса), лежащей в основании донационального письменного языка. Античные теории именования представляют собой варианты развитых систем народных этимологии. При этом следует отметить, что в любой культурной традиции (китайской, индийской или греко-латинской) теория именования в принципе одна и та же как по-своему назначению, так и по своим результатам. Общий смысл теории именований — "орудность" слова-имени: слово, именуя вещь, является орудием, с помощью которого 62 в деятельности людей возникает именованная словом вещь. Древнекитайский мыслитель Конфуций кратко формулирует этот принцип так: "Если имя дано неверно, то речь не повинуется, если речь не повинуется, то дело не образуется. Если же имя дано верно, то и речь повинуется, если речь повинуется, то и дело образуется" [54]. Эта краткая формула является основой развернутой теории именования, содержание которой удобнее всего изложить, раскрыв предварительно следующие три понятия: "имя", "речь", "дело". Смысл этих слов в современном русском языке (как и в других современных языках) часто бывает отличен от того, что было свойственно древности. "Имя" понималось не просто как условное название предмета или человека, но как то, что содержит в себе правила обращения с именуемой вещью и объясняет свойства именуемого объекта. Иначе говоря, если, например, именуется человек, то он должен вести себя в соответствии со своим именем, в то же время определенные свойства внешности, психики, характера, навыков деятельности или профессии именуемого, в свою очередь, отображаются в самом имени. То же справедливо и в отношении вещей, имя которых выражает их существенные свойства, отображает их поведение и дает правила обращения с ними. Примером такого понимания свойств имени может служить в современных языках употребление прозвищ (ср., например, гоголевское "заплатанный" в применении к Плюшкину; в этом слове даны одновременно как свойства его внешности и характера, так и отношение к нему и обращение с ним его крестьян). Слово "речь" в современных языках, как правило, обозначает процесс говорения, но в античности процесс говорения был связан прямой ассоциацией, во-первых, с процессом абстрактного суждения, во-вторых, с фактом поведения, и, что самое главное, речь обнаруживала намерение совершить действие или указывала прямо на переход к действию. "Речь" всегда есть что-то, что имеет несколько принудительный для слушающего и абстрактно-мыслительный для говорящего смысл. Вот почему слова "имя" и "речь" не могут произноситься произвольно, так как они всегда вызывают к жизни то или иное действие или отношение одних вещей к другим, одних людей к другим или вещей к людям. "Словесная магия", свойственная мифологическому мышлению, наделяет эти слова смыслом активного действующего начала. На фоне сказанного, "дело", означая прежде всего действова-ние с реальным или воображаемым предметом, всегда предполагает тот или иной результат, обеспечивает становление чего-то сущего. Это ставшее сущее может относиться к любой области: ремеслам, сакральной, юридической и административной деятельности, дея- 63 тельности познавательной, отношениям людей к природе и людей между собой и т.д. Из истолкования античных понятий имени, речи, дела видно, что слово есть ведущее начало, образующее разумное вообще. Разумность человека, рожденная от слова, постигающего мир и объясняющего этот мир человеку, позволяет приобрести разного рода необходимые познания по хозяйству и технике, по космогонии и астрологии, по землеведению, этике и пр. Эти познания лежат в основе деятельности людей, образующей человеческое общество, т.е. коллектив людей, связанных между собой определенными отношениями родства и социальной иерархии, с одной стороны, и производственными процессами, с другой. Вот почему слово, будучи объединяющим началом, требует к себе особенно внимательного отношения. Слово нужно правильно создавать и применять, так как, в противном случае, нарушается порядок в обществе. Проблема теории именований и правильности имен была одной из ведущих в античной и средневековой философии, где она занимает промежуточное положение между гносеологией и грамматикой. Практическим центром теории именований было умение дать правильное имя. С этой точки зрения наиболее представителен диалог Платона "Кратил"[6>6"]. 1.8. СПОСОБЫ СОЗДАНИЯ СЛОВ Правила народной этимологии, касающиеся способов создания слова в текстах дописьменной устной речи, рассеяны по разным фольклорным текстам. Они представлены там как объяснения происхождения тех или иных имен. Наиболее ярко эти объяснения даны в мифах при истолковании имен героев и названий их атрибутов. В суммированном виде правила народной этимологии оказались изложенными при становлении письменной речи и с тех пор, по сути дела, не изменялись и не дополнялись. Суммированное дедуктивное изложение правил народной этимологии фактически содержится в античной теории именований. Однако народная этимология в теории именований осложнена общефилософским подходом к языку. Это осложнение обусловило не качественное изменение способов создания слова, а только большую их детализацию. Отсюда античная теория именований, детализирующая способы создания слова в народной этимологии, представляет собой теорию языка, благодаря которой ставится в соответствие устная и письменная речь. Обратимся к диалогу Платона "Кратил" [86\ и попытаемся отделить в нем сам языковедческий предмет изложения от методики и дидактики изложения. В этой связи цельный текст диалога распадается по смыслу на следующую последовательность частей: 1. Об общем соотношении именующего, имени и вещи. 2. О человеке, устанавливающем соотношение имени и вещи. 3. О моделировании предмета как об основе соотношений имени и вещи. 4. Об основных правилах представления предмета в слове — этимологиях. Из перечня смысловых частей диалога "Кратил" видно, что данный диалог есть описание правил, благодаря которым возможно становление речи, содержащей имена, т.е. человеческого языка. Надо иметь в виду, что границы указанных смысловых частей, хотя и могут быть явно проведены между репликами, в то же время как бы растворяются в целостности произведения. Это — одна из тайн творчества Платона. Диалоги Платона содержат особый тип познавательного изложения, представляющий собой своеобразную контаминацию науки и искусства, где слиты и строгая научная системность, и выразительная сила деталей обстановки, воображенных автором и данных в яркой художественной достоверности. Диалог начинается со слов Гермогена, который привлекает Сократа к беседе и пересказывает ему содержание уже начавшегося разговора с Кратилом, утверждавшим, что "у всего существующего есть правильное имя, врожденное от природы, и что не то есть имя, чем некоторые лица, условившись так называть, называют, произнося при этом частицу своей речи, но некоторое правильное имя врождено и эллинам, и варварам, одно и то же у всех."[56, с.36] Таким образом, утверждается, что "содержание слова" предопределено сущностью вещи и потому дано как бы от "природы". Гермоген же возражает Кратилу, утверждая, что имя дается по соглашению и произвольно, а потому не может быть предопределено природой вещи. Сократ принимает обе точки зрения как некоторую данность. Этим устанавливается антиномия, являющаяся драматургической завязкой сюжетного хода диалога. Тем самым, по сути дела, устанавливается важнейшая антиномия лингвистики: с одной стороны, план выражения языка связан с планом содержания условной связью, при этом важно, что план выражения имеет иную структуру, чем план содержания; с другой стороны, оба плана языка не могут существовать один без другого и не могут обнаружить своего строения один без другого. Эта важнейшая антиномия лингвистики фактически подтверждается Сократом. Но Сократ, принимая точки зрения обеих спорящих сторон, сохраняет за собой возможность выйти за пределы этой антиномии. Его внутренняя цель, как показывает далее развитие сюжета диалога, состоит в том, чтобы исследовать само возникновение этой антиномии. Вот почему, овладевая инициативой в беседе, Сократ начинает исследовать становление 65 связи планов выражения и содержания, т.е. процесс именования, с целью понять природу создающейся антиномии. Исследование процесса именования, произведенное Сократом в беседе, обнаруживает, что условность связи имени и вещи в действии именования зависит от определенных факторов. Для понимания природы факторов, влияющих на процесс именования, нужно выделить в именовании две стороны: а) связь именующего и имени и б) связь имени и вещи. Эти две стороны именования обнаруживают себя при решении проблемы правильности имен. Гермоген высказывает свою точку зрения на проблему правильности имен: "... не могу поверить, что правильность имени состоит в чем-либо ином, чем в договоре и соглашении... ведь никакое имя никому не врождено от природы, но принадлежит на основании закона и обычая тех, которые этот обычай установили и так называют."^, с.37] Иначе говоря, правильность, согласно точке зрения Гермогена, связана с "законом" и "обычаем", т.е. с установленными правилами поведения и деятельности. Таким образом, благодаря сопоставлению точек зрения Кра-тила и Гермогена, в отношения между именем и вещью, именем и действием именования включается понятие правильности. Кратил рассматривает соотношение "имя-вещь", не считаясь с тем, что действие именования совершается человеком. Поскольку одной вещи в одном языке и тем более в разных языках соответствует много имен, то правильность имени зависит не от звуков, а только от общего смысла слов. Это правильность содержания. Гермоген же, напротив, исходит из соотношения имени и действия именования. Поэтому правильность в понимании Гермогена — это прежде всего законность установления имени человеком. Это правильность выражения. Сократ, принимая к обсуждению обе точки зрения на понимание правильности, тем самым утверждает, что есть и правильность содержания, и правильность выражения. Как можно догадаться, дальнейшая цель Сократа — указать общий источник обоих видов правильности и вывести оба вида правильности из этого общего источника. Движение к своей цели Сократ начинает с конкретизации понимания правильности плана выражения. Исследуются два момента: а) кто именует и б) истинность именования. В качестве субъекта именования может рассматриваться как частное лицо, так и община. Оказывается, что для правильности имени безразлично, кто именно именует — частное лицо или община, но не безразлично, как именуют — истинно или ложно, т.е. если частное лицо именует истинно, а община — ложно, то правильность имени будет за частным лицом; если же община именует истинно, а частное лицо — ложно, то правильность имени будет за общиной, а не за частным лицом. 66 Что, по Платону, представляет'еобой истинность имени, которая в процессе именования является окончательным мерилом правильности? Зависит ли истинность от субъекта, именующего вещь, или от вещи, именуемой субъектом? Ответ дает Сократ: "Следовательно, если не для всех без различия все всегда одинаково, а с другой стороны, не для каждого каждая вещь существует по-своему, то отсюда ясно, что вещи сами по себе обладают некоей прочной сущностью безотносительно к нам и независимо от нас, не увлекаются нами вверх и вниз сообразно нашему воображению, но сами по себе находятся в определенном отношении к своей природной сущности."[86, с.39] Эта природная сущность вещи понятна человеку не из субъективного представления о вещи, а из действий с вещами: "...мы ... будем резать и добьемся успеха (следуя природе вещи — ЮР.) и будем правильно делать это, если же вопреки природе (вещи — Ю.Р.), то мы ошибемся и ничего не сделаем..."[86, с.39] Таким путем достигается важное различение понятий: имя, чтобы быть правильным, должно истинно именовать вещь, т.е. верно отражать ее объективные и не зависящие от человека свойства. Доказательством истинности имени является то, что благодаря истинному имени возникают правильные мнения о природе вещей. Правильность этих мнений приводит к успеху, прежде всего, в неязыковых, мы бы сказали, производственных, операциях с вещами. Итак, имя правильно, если оно истинно; имя истинно, если в нем верно отражены объективные свойства вещи. Правильность понимания объективных свойств вещей подтверждается успехом производственных операций с ними. В действиях с вещами обнаруживается еще одна правильность: "Следовательно, если бы мы также принялись жечь, то разве следует жечь согласно любому мнению, а не только правильному, т.е. так, как от природы свойственно каждой вещи и быть сжигаемой и жечь, и тем, что свойственно от природы?" [86, с.39] Значит существует еще и правильность действия с вещами, которая определяется достижением успешного результата действия. По результатам действия человек судит об истинной природе вещи, не зависящей от субъективного мнения. Теперь можно сделать вывод, что именование — всего лишь одно из действий с вещами. "Сократ. А говорить — разве не является одним из действий ? Гермоген. Да. Сократ. Итак, правильно ли будет говорить человек, говоря так, как, по его мнению, следует говорить, или так, как от природы свойственно вещам говорить и быть предметом речи, и тем, что свойственно,— если он таким образом и такими средствами будет говорить, то добьется успеха и действительно скажет, если же нет — то ошибется и ничего не сделает."[<36, с.39] 67 Итак, правильность речи есть частный случай правильности действия, что постигается по его результатам. Сократ говорит, что вещам свойственно по природе именовать и быть именуемыми: имя для человека есть орудие, которым он воздействует на природу вещи и добивается или не добивается результата. Результат возникает в зависимости от правильности действия, т.е. от правильного подбора орудия (имени) и от подбора правильного способа действия этим орудием. Таким образом, сформулированы предпосылки для ответа на вопрос, что есть истинность имени, кто есть именующий субъект. Имя, поскольку оно есть разновидность орудия,— то же самое, что и бурав или ткацкий челнок. У всякого орудия есть функция, способ и предмет применения. Ткацкий челнок разбирает уток и основу, бурав сверлит. Об имени же можно сказать следующее: "...имя есть некое орудие поучения и разбора сущности, подобно тому как ткацкий челнок является орудием разбора для ткани." [86, с.40] Здесь уже установлена функция имени: служить орудием поучения и разбора, т.е. имя есть орудие образования и культуры, так же как ткацкий челнок есть орудие производства ткани. Теперь становится понятным, кто дает имена и как они даются. Поскольку именование есть конкретная разновидность деятельности, а деятельность строится на разделении труда, то должны быть особые лица, создающие имена, подобно тому как существуют ткачи, плотники, кормчие и т.п. Имена дает (изготовляет) не всякий человек, а только специалист своего дела, именуемый у Платона законодателем: "...устанавливать имена — дело не всякого мужа, но некоего творца имен. Это и есть, по-видимому, законодатель, который реже всех других мастеров встречается среди людей."[86, с.41] Слово "законодатель" в диалоге ни в коем случае нельзя толковать в юридическом смысле. Законодатель — это профессионал, мастер, знаток законов культуры, независимо от того, жрец он или землепашец, поэт или оратор, создатель какой-нибудь разновидности ремесла или философ. Законодатель — это тот, кто создает, формирует орудие поучения и разбора сущности вещей. Если сущность вещей дается в действиях с ними, то законодатель должен, прежде всего, знать способы действия человечества с вещами и уметь придумывать новые способы действия, достигающие полезного результата. Для этого он и создает слово (логос), или, иначе, закон. , Законодатель есть изобретатель новых социальных норм, к какой бы области деятельности они ни относились, развивает свою мысль Платон. Естественно думать, что в истории человечества таких людей — законодателей — много, и это, прежде всего, "боги или герои" вроде Тевта, научившего людей искусству письма, или 68 Во Чао, научившего китайцев строить дома, или вроде самого Сократа, учившего людей искусству рассуждать, и т.д. Законодатель, таким образом, есть лицо, формирующее систему знаний или ее фрагменты. Труд законодателя, во-первых, принадлежит обществу и контролируется им, во-вторых, осуществляется на основании определенных правил. Законодатель работает под контролем общества. Его воображение, позволяющее ему придумать, создать новое слово, свободно и неконтролируемо. Но результат его работы — созданное новое слово — оценивается обществом, принимается или отвергается. Труд законодателя оценивается тем, кто пользуется его результатом, подобно тому как труд мастера лир оценивается кифари-стом, а труд корабельного плотника — кормчим. Труд законодателя оценивает тот, кто "умеет ставить вопросы и давать ответы", т.е. диалектик. Сократ говорит: "Видимо, Гермоген, установление имен не ничтожное дело, как ты думаешь, и не дело ничтожных и первых появившихся людей? И Кратил говорит истину, утверждая, что имена присущи вещам от природы и что не всякий является мастером имен, но только тот, кто глядит на имя, от природы присущее каждой вещи, и может вложить его образ в буквы и слоги."[#6, с.43] Таким образом, оказываются справедливыми оба мнения — не только Кратила, но и Гермогена. Верно и то, что вещи свойственно имя по природе, и то, что имя вещи устанавливается по закону и обычаю. Законодатель должен уметь свойственное от природы каждой вещи имя "влагать" в звуки и слоги и, глядя на то самое, что является именем, создавать все новые имена. Законодатель создает имя вещи, учитывая всю историю именований. Таким образом, имя должно быть правильным не только относительно вещи, но и относительно другого имени, данного ранее. Актом именования устанавливаются определенный обычай или норма, поэтому новое имя должно следовать сложившемуся обычаю именования и должно быть правильным и в плане выражения. Диалектик, разбирая полученные имена, следит за тем, чтобы имя отвечало обоим видам правильности (правильностям в плане выражения и в плане содержания). Это достигается тем, что в рассуждениях диалектика правильность именования должна совпасть с правильностью употребления вещей. Имена должны давать правила употребления вещей. Употреблением вещей в соответствии с именем проверяется правильность именования. Отсюда имя есть модель действий с вещами. Правильность имени есть продукт творческой гипотезы о природе вещи, истинность имени есть проверка этой гипотезы теоретически и на практике в соответствии с результатами, достигну- 69 тыми благодаря применению гипотезы. Такое понимание природы имен предполагает: во-первых, разделение труда; во-вторых, множественность именования одной и той же вещи (поскольку немножественность именования исключает проверку истинности имени через результат труда); в-третьих, общение между всеми участниками функционально разделенного труда на одном языке с адекватным пониманием культурной значимости именования. Так, в некоторых обществах (например, у австралийских аборигенов, у папуасов Новой Гвинеи, в племенах индейцев Южной и Северной Америки, в некоторых африканских племенах и т.п.) имя человеку или вещи может давать не каждый, а только некоторые из старейшин племени, взявших на себя функции ведения обрядов, в которых утверждается языковая система через систему мифов (так называемое синкретическое действо). Эти законодатели дают имена, лишь согласовав их с другими старейшинами племени, которые возглавляют родовые коллективы, являются наиболее искусными в тех или иных разновидностях труда,— словом, всеми теми лицами, чья осведомленность ставит их в положение диалектиков, способных утвердить истинность именования. Имя, данное таким законодателем, санкционированное диалектиками и утвержденное через обряд, становится принятым всем племенем по соглашению [14]. Система троичного деления функций при образовании имени присутствует в любых сферах новосоздания единиц языка. Например, при присвоении имени человеку законодателями являются родители, диалектиками — органы регистрации гражданского состояния, пользователями — и сами носители имени, и все частные лица, и общественные институты, имеющие дело с именованным лицом. Научная и техническая терминология предлагается учеными (законодатели), обсуждается и признается научными органами, словарями и комитетами стандартов (диалектики) и используется всеми имеющими дело с данными терминами (пользователи). Словарь литературного языка создается писателями и переводчиками (законодатели), обсуждается и принимается филологами-лексикографами (диалектики), вводится в использование школой и применяется в литературных текстах разными лицами (пользователи). Сопоставление функций или социальных ролей, свойственных процессу именования, с модальными видами диалогических высказываний, различаемыми этикетными правилами речевого поведения (см. §1.4), приводит к выводу об их соотнесенности. При диалогической "смене реплик" побуждение, как один из модальных видов высказываний, исключает по правилам этикета репродукцию и умолчание, но требует действия, оставляя побуждаемому для выбора только создание нового сообщения. Это и есть социальная роль или функция пользователя . Вопрос, как модальный вид реплики, по правилам речевого этикета исключает репродукцию и умолчание, но требует сообщения, оставляя спрашиваемому для выбора только ответ действием. Это и есть социальная роль или функция диалектика. Сообщение в соответствии с правилами речевого этикета разрешает в виде ответа пересказ, новое сообщение, умолчание, но ответ действием не является рекомендованным. Это отвечает социальной роли имядателя или "законодателя". Связь между социальными ролями или функциями при именовании и правилами речевого этикета, по-видимому, всегда интуитивно осознается. Но причины, |
Похожие:
 | Методические указания предназначены для преподавателей, осуществляющих руководства курсовыми работами, учебных ассистентов и студентов... |  | «Журналистика» и «Филология» (профили: «Зарубежная филология», «Отечественная филология (Русский язык и литература)», «Прикладная... |
| Программа предназначена для преподавателей, ведущих данную дисциплину, учебных ассистентов и студентов направления 032700. 68 «Филология»... | | Филология, специальности 031001 – Филология, специализации 021701 – Русский язык и литература |
| Для студентов специальности 031001. 65 «филология», специализация 021703 «зарубежная филология (английский язык и литература)» | | Рекомендовано Государственным комитетом РФ по высшему образованию в качестве учебного пособия для студентов вузов, обучающихся по... |
| «Филология». В ходе вступительного испытания оцениваются обобщенные знания и умения по дисциплинам указанного направления; выявляется... | | «Филология». Рабочая программа составлена на основе программы по английскому языку Н. И. Быковой |
| Нижний Новгород, ул. Рождественская, 13 (Деловой центр «Рождественский»), офис 304 | | Программа предназначена для преподавателей, ведущих данную дисциплину, и студентов направления подготовки 45. 03. 01 Филология, обучающихся... |