Я уехал на Кавказ…
Скачать 1.38 Mb.
|
Я уехал на Кавказ…Введение В одном из любимейших моих фильмов «Женитьба Бальзаминова» есть сцена, в которой две купеческие дочери, Анфиса и Раиса, читают письмо отставного офицера Лукьяна Лукьяныча Чебакова, доставленное по его поручению Анфисе главным героем Бальзаминовым. В письме Чебаков зовёт Анфису бежать вместе с ним из дома и заканчивает его такими словами: «Впрочем, может быть, Вам Ваша жизнь нравится. В таком случае, извините, что я предложил Вам бежать со мной. Если Вы сегодня не решитесь, я завтра уезжаю на Кавказ». Конец письма читает Раиса, и просто надо слышать, как она произносит заключительные слова: «Я завтра уезжаю на Кавказ». Слово Кавказ она говорит по слогам и растягивает последнюю букву, получается «на Кав-каззз». Лукьян Лукьяныч вовсе не хотел сказать, что если Анфиса ему откажет, он уедет на кавказский курорт. В середине XIX века слова «я уезжаю на Кавказ», особенно в устах военного, фактически означали угрозу самоубийства. Кавказская война ещё не закончилась, и на ней, случалось, убивали. Я долго думал, как назвать эту книгу, перебрал множество вариантов и выбрал, наконец, название «Я уехал на Кавказ», потому что у меня в ушах почему-то стали звучать эти слова: «Я … уезжаю на Кав-каззз». В своих записках я хочу довольно подробно описать переезд немолодой уже пары из подмосковного города Дубна в сельскую местность Краснодарского края. После начала описываемых событий прошло уже пять лет. Срок с одной стороны небольшой, а с другой – достаточный, чтобы понять, правильным ли оказался сделанный тогда выбор, и не оказался ли он самоубийственным. Позвольте представиться – я кандидат химических наук, бывший начальник сектора в ядерном центре, родился и вырос в городе Дубна Московской области. Моя жена Таня – тоже кандидат химических наук, до 17 лет жила в деревне на Алтае. Мы оба после окончания своих институтов работали в Дубне в одной и той же лаборатории можно сказать всю свою сознательную жизнь. Но в определённый момент сначала мою жену, а затем и меня, особенно холодными и продолжительными зимами, стала всё чаще посещать здравая мысль: «А что мы здесь делаем?» Конечно, с зимой ничего нельзя поделать. Зима остаётся зимой, нравится нам это или нет. Однако не везде же зимы такие холодные. Год от года, точнее от зимы к зиме эта мысль крепла, обрастала некими конкретными размышлениями и поисками в Интернете. В разговорах со знакомыми, родственниками, коллегами мы обнаружили, что многие из них испытывали подобные чувства. Они тоже признавались в нелюбви к холоду, к гололедице и жаловались на сезонную депрессию. У каждого из нас были и свои, более глубокие, причины для переезда. Таня выросла на Алтае, училась в Политехническом институте в Томске и привыкла к тому, что солнца должно быть много. На юге Западной Сибири солнечных дней гораздо больше, чем в Подмосковье. Наши друзья из Армении вообще не смогли жить в Дубне, потому что у них началась депрессия от недостатка солнца. Они вернулись в Ереван, несмотря на то, что в 1990-е годы он был похож на блокадный Ленинград – не было отопления, перебои с электричеством и т.д. Но, наверное, главной причиной у Тани была депрессия, не сезонная, а духовная. И для того, чтобы избавиться от неё, Таня хотела переехать. Чужая колея Для того чтобы понять, почему в итоге и я тоже захотел переехать, попытаюсь проанализировать своё прошлое. Недостаток солнца для меня не был проблемой. Я просто не знал, что солнца может быть много. Всю жизнь я прожил в Подмосковье, вечно накрытом низко нависшими облаками, и не то что бы считал, что это нормально, а просто не задумывался об этом. Интересно описала подмосковный климат девушка из Болгарии, которая делала дипломную работу в нашей лаборатории: «У вас восемь месяцев зима, три месяца тепло и один месяц то, что вы называете летом». Но эту замечательную мысль мы услышали уже тогда, когда решение было практически принято, и она ещё больше утвердила нас. Когда я учился в МХТИ им. Менделеева, я впервые услышал песню Владимира Высоцкого «Чужая колея». Эта песня поразила меня, я подсознательно чувствовал, что еду по чужой колее, но жизнь в те, брежневские времена, была строго детерминирована, или, говоря простым языком, возможности выбора работы или сферы применения своих способностей были очень ограничены. Именно в те времена в магазинах продавали «просто сыр». Мы были довольны, что он вообще был, хотя бы один сорт. После окончания института мне повезло, я попал туда, куда хотел, в свой родной город Дубна, в Объединённый институт ядерных исследований, ради которого и был построен в 1956 году этот город на месте деревни Ново-Иваньково. Я начал работать в группе, которая занималась поиском сверхтяжёлых элементов в природе. Это были, предположительно, ещё неизвестные науке элементы тяжелее урана. Их искали во многих объектах земного и неземного происхождения. Моя карьера началась с поисков в термальных (горячих) рассолах пустынного полуострова Челекен в Туркмении. На протяжении нескольких лет я и мои коллеги ездили туда в экспедиции весной и осенью, в июле и августе мы предпочитали там не бывать, очень уж жарко там было в это время. На Челекене мы жили в большом деревянном доме, окружённом от пыльных бурь забором высотой три метра. За забором был заброшенный посёлок с разрушающимися домами и песок до горизонта. Мы много работали на скважинах, но было и свободное время. Я всегда любил читать, поэтому записался в библиотеку местного химического завода, на котором из этих рассолов извлекали йод и бром. Мне очень понравилось, что я мог без проблем брать любые книги. В Дубне на «модные» книги в библиотеке записывались в очередь, ждать приходилось долго, а здесь эти книги тоже были, и никто их не читал, как впрочем, и остальные книги. Так в мои руки попала книга Альбера Камю «Посторонний». Я прочитал несколько страниц и понял, что это про меня. В самом начале главный герой, от имени которого ведётся повествование, говорит о ярком слепящем солнце, о пустыне. Действие происходит в 1950-е годы в Алжире, в те времена французской провинции. Я читал книгу почти в таком же месте. Но главным было не это. Герой без всякой причины убил алжирца, и теперь он ждёт суда и казни. Он не может объяснить даже себе, за что он убил. Просто взял и застрелил… Я читал книгу лет тридцать назад, подробностей уже не помню. Всё сводилось к тому, что герой не знает, зачем он живёт на белом свете. Его жизнь не имеет никакого смысла, он понимает это, и с безразличием, которое пугает его самого, воспринимает смертный приговор. Альбер Камю был экзистенциалистом. Я мог бы посмотреть, что это значит, в Википедии, но попытаюсь объяснить своими словами. По-английски, и, наверное, по-французски, «экзист» значит существовать. В двадцатом веке, когда люди окончательно отвергли Бога, они стали искать смысл жизни в чём-то другом, и некоторая их часть пришла к выводу: смысл жизни – просто существовать. К такому же выводу я пришёл самостоятельно за несколько лет до чтения Камю и в соответствии с этой философией жил. У меня не было какой-то высокой цели в жизни. Цели не было вообще, в отличие от героя песни Высоцкого: «Я цели намечал свои, на выбор сам». Всё было детерминировано. Начальник моего сектора уже предсказал моё будущее: «Станешь научным (я тогда был младшим), потом старшим научным». Это было как в мультфильме «Малыш и Карлсон», когда Малыш говорит маме о своём старшем брате: «Вот мой братец-то вырастет, ну женится, ну умрёт…» Колея… Я работал, общался с друзьями, чаще всего с выпивкой, моими любимыми писателями были Хемингуэй и Ремарк, теперь я понимаю почему – они жили так же как я, у них были хорошие друзья, любимый спиртной напиток, например кальвадос, и любимая женщина. У меня до встречи с Таней такой женщины не было, что ещё больше обедняло мою жизнь. Герои Ремарка и Хемингуэя понимали, что всё в этой жизни «суета сует», как сказано в библейской книге Экклезиаста, которую я тогда ещё не читал, и хотели прожить отведённый им срок достойно. Так же решил жить и я. То есть, на самом деле существовать, а не жить. Достойно дожидаться неминуемого конца – смерти. Таково было моё мироощущение до 1992 года, когда меня достиг Бог. Я стал верующим, узнал, что у жизни есть смысл и что наша жизнь продолжается и после смерти. Это освободило меня. Изменилось всё. Жизнь стала цветной, наполненной. Но постепенно оказалось, что не всё так просто в жизни даже верующего человека. У меня началась духовная депрессия, я видел, что люди вокруг меня, даже верующие, не меняются или не хотят меняться. А самое главное – я не чувствовал изменений в самом себе. Работа перестала меня интересовать. В какой-то момент (я точно помню – когда) мне стало совсем неинтересно заниматься химией, поэтому, когда мне предложили стать начальником сектора вместо уехавшего за границу коллеги, я почти с радостью согласился, это избавляло от пробирок и казалось желанным изменением. Первые два-три года было действительно интересно, но потом снова началась рутина, наезженная колея. Я чувствовал, что занимаю чужое место. Я должен был заражать энтузиазмом своих подчинённых, но не мог. Когда мы стали задумываться о переезде, то у нас стали открываться глаза на ужасные условия работы. Постоянно ранней осенью и поздней весной, когда отопление или ещё не включили или уже выключили, на работе было очень холодно (дома, кстати, тоже было холодно). Лет пятнадцать мы сидели в кабинете, окно которого смотрело на ворота гаража. После того, как я стал начальником сектора, я переехал в кабинет, в окне которого место неба занимала длинная неостеклённая галерея с облупившейся штукатуркой. В этом кабинете на третьем этаже постоянно чувствовалась вибрация от компрессора, находившегося на первом этаже. Наши попытки бороться с вибрацией ни к чему не привели. Может быть самое главное, что просто душило на работе – изменился душевный климат. Наступила другая эпоха – разговоры по душам ушли в прошлое, все стали прагматиками. Молодые сотрудники, по моему, просто не понимали, чего мы от них хотим, когда мы с Таней приглашали их по одному в свой кабинет на чай и пытались поговорить о жизни. Город буквально выталкивал нас из себя. В Дубне практически нет так называемого «частного сектора», так как он сразу застраивался многоэтажными домами. В те времена никто и предположить не мог, что когда-нибудь наступят времена, когда почти в каждой семье будет свой автомобиль. И вот эти времена наступили – все подъездные пути и обочины дорог у каждого дома заполнены машинами. По тихой, спокойной, почти патриархальной Дубне стали носиться орды автомобилей. Много лет мы ездили на работу на велосипедах, но, в конце концов, решили ходить пешком, так как боялись погибнуть под колёсами автомобиля. Гулять в лесу, даже далеко от города, стало тоже невозможно, всё оказалось загажено вездесущими автомобилистами. Итак, мы начали искать место, куда можно было бы бежать. Интернет предлагал множество заманчивых вариантов не только временного побега от зимы на несколько дней или недель, но и постоянное место жительства в одной из южных стран. В мечтах мы могли выбрать для ПМЖ Южную Африку, Флориду или Прованс, однако остатки здравого смысла возвращали нас в суровую реальность. У нас не было не только богатых, но и вообще родственников за границей. Нас не приглашали на престижную и высокооплачиваемую работу в Англию или даже в Грецию. Хотя была у меня попытка устроиться на работу во Франции, я даже съездил на собеседование в Париж в марте 2008 года. Но об этом когда-нибудь позже. Всё что у нас было, это двухкомнатная квартира в Подмосковье, опостылевшая работа, хотя и со стабильным и неплохим заработком, и желание всё это сменить на тёплую зиму (лучше бы вообще без зимы, однако в России это неосуществимо), дом с садом и неплохо оплачиваемую любимую работу. Вариантов было не так уж много. Точнее всего один. Самое тёплое место в России – Краснодарский край. К тому же в нём самый высокий процент населения проживает в индивидуальных домах, а значит, есть шанс купить дом или построить его. Но вновь суровая реальность российской экономики внесла свои коррективы. Несмотря на то, что на деньги, вырученные от продажи нашей квартиры, мы могли бы купить аналогичную квартиру в Ницце или даже дом в Чехии, оказалось, что этих денег далеко не хватает на то, чтобы купить дом (дом, как мы его себе представляем – или, выражаясь по современному евро-дом) в том месте, в котором мы захотели бы жить в России, например, в Сочи или в Анапе. Всероссийская шизофрения В этом месте моего повествования я хочу немного остановиться и рассказать о том, какой дом мы хотели купить или построить и о нашем видении жизни вообще. Современный россиянин, осознаёт он это или нет, чаще всего – шизофреник. Прежде чем обижаться, прочтите, что я имею в виду. Слово шизофрения состоит из двух греческих слов. Слово «шизо» (правильнее «скидзо»), означает рвать, разрывать, раздирать, раскалывать. От него произошли слова схизма и схизматик – то есть раскол и раскольник. Слово «френос» означает ум, мысли. Итак, шизофреник – это человек с разорванным умом. Психически больные люди с диагнозом шизофрения отличаются именно раздвоением сознания, внутри разума такого человека живут два, а то и более человека. Взрослый россиянин (или россиянка), у которого есть дача и (или) гараж, представляет собой именно шизофреника. Он вынужден одновременно думать о двух-трёх разных местах, где находится его имущество и часть его души. В своё время советская власть очень умело отвлекла людей от «классовой борьбы», выделив почти всем желающим пресловутые шесть соток. Люди, внутри которых всегда жило желание иметь собственный дом, ринулись исполнять своё заветное желание. Власть запрещала иметь частную собственность, но разрешила строить домики на садовых участках. Я дважды участвовал в освоении садового участка. Сначала, это было, наверное, в конце 1960-х – начале 1970-х годов, когда я был подростком и часто ходил на новый участок семьи брата моей мамы. Людям дали по шесть соток земли на болоте, и нужно было видеть, с каким энтузиазмом они осушали это болото, рубили деревья и корчевали пни, снимали толстый слой торфа, привозили на его место песок и начинали строить свои домики. Потом, в начале 1980-х годов и мои родители получили участок, рядом с садоводческим товариществом моего дяди, на том же болоте. Но, поскольку желающих было много, они получили лишь по четыре сотки. Однако люди за прошедшие 10-15 лет стали жить богаче, они смогли строить уже более серьёзные дома, чем в «старом» товариществе. Позднее, в начале 1990-х годов мой бывший школьный учитель английского языка Давид Натанович Белл включил в обязательную часть своей обзорной экскурсии для иностранцев именно наше товарищество. Он с гордостью показывал построенные нашими горожанами разнообразные дома приезжим американцам и говорил: «Вот что могут сделать русские, когда им дадут хоть немного воли». Но ведь на самом деле это не настоящие дома. Это только игра. Взрослые люди играют в игру, что у них есть свой дом. На самом деле в этом доме они не живут, а только приезжают в него изредка. Может быть, кто-то и живёт в нём месяц-другой летом. Но не более того. Мой отец построил дом с мансардой. На втором этаже поставили старую, но хорошую кровать. Думали, что будем там ночевать. За прошедшие тридцать лет никто ни разу не ночевал. Моя мама справедливо сказала: «Зачем я буду ночевать немытая, если я могу уехать домой на автобусе, помыться и спокойно спать в своей постели?» Остальные члены семьи думали также. Сейчас в садовых товариществах появились дома, в которых можно жить и зимой. Но всё равно это не полноценный дом. Зимой туда приезжают на короткое время, например, встретить Новый год. Дом – это место, где вы живёте постоянно, где царит семейный уют. А дача – это только игра в своё поместье для взрослых детей. Свой дом – наша давняя мечта Мы давно хотели жить в своём доме. Таня родилась в деревне, а я родился в совсем маленьком городке в ту пору, когда рядом ещё оставались деревенские дома, и лес был совсем рядом. Стоило отойти от города на несколько сот метров, и можно было собирать грибы, малину, клюкву. Лес и сейчас рядом, но лучше в него не ходить… Бабушка со стороны отца жила в отдалённой деревне в Ярославской области, в детстве мне очень нравилось там жить летом. Так же как потом мне нравилось жить в деревне Таниных родителей на Алтае, когда мы приезжали туда в отпуск. И я мечтал, что когда-нибудь буду сидеть на завалинке своего дома и смотреть на закат. В конце 1980-1990-х годов у нас в городе начали выделять участки под строительство коттеджей, снова на болоте. Мы записались, но нас не приняли в кооператив, так как мы были неперспективной семьёй (у нас нет детей). С тех пор прошло почти тридцать лет, болото осушено, но всё же осталось болотом. Строить там нельзя. Фундамент единственного построенного там лет двадцать назад дома сразу дал трещину. Другие владельцы участков рисковать не захотели… Потом мы хотели купить дачный участок. Но и это никак не удавалось. На болоте мы не хотели, а участки в хороших местах были нам не по карману. Наконец, в начале 2000-х годов началось строительство коттеджей на берегу реки Дубна. Когда мы захотели туда попасть, оказалось, что в кооператив принимают только через мэрию. Но не это оказалось самым главным препятствием. Готовые каркасные дома площадью 100 кв.м. с земельным участком 10 соток продавались там за ни много ни мало 7 миллионов рублей. У нас таких денег не было, к тому же мы считали, что оно того не стоит. Итак, в родном городе у нас ничего не получалось. Мы даже съездили в сельскую местность недалеко от Дубны, в Талдомский район, где знакомые построили себе дом. Но вид окружающей деревни и близость свинофермы нас совсем не вдохновили. Кстати, о наших российских деревнях. Лет двадцать назад я сопровождал в поездке из Дубны в Москву американцев. Вдоль шоссе мелькали многочисленные деревни. Американцы с интересом смотрели в окна микроавтобуса. А один из них вдруг спросил меня: «А вот эти дома вдоль шоссе. В них, что, люди живут?». Я ответил: «Да. А что, почему ты спрашиваешь?» Он сказал: «Да так, ничего». Я задумался над его вопросом и понял, что он имел в виду. Нормальному человеку трудно себе представить, как можно жить в этих убогих, завалившихся, покосившихся хибарах. После этого я побывал в США и в других странах, и нигде такого убожества не видел. Постепенно стало созревать решение переехать на юг. Таня, пользуясь Интернетом, изучила климат практически всех южных регионов и пришла к выводу, что единственным подходящим является Краснодарский край, причём местность около Анапы, так как климат в районе Сочи слишком влажный. Интересно, что перед переездом «на Кавказ» нам с Таней попала в руки книга англичанина Питера Мейла о том, как он переехал из шумного и вечно туманного Лондона в солнечный Прованс. Книга очень интересная, и попала нам в руки как будто бы своевременно, однако практического значения для нас она не имела, так как россияне, несмотря на «перестройку» и «демократию», в большинстве своём (не считая олигархов и эмигрантов) так и не стали гражданами мира, которые по желанию могли бы переехать в любую понравившуюся им страну и там обосноваться. Питеру Мейлу просто нужно было решиться и купить понравившееся ему поместье в понравившемся месте Прованса. В нашем случае мы должны были купить (или построить, причём очень быстро, потому что зима в Краснодарском крае всё-таки бывает, и не такая уж и тёплая) на полученные от продажи двухкомнатной квартиры деньги дом (евро-дом) в месте, которое при наличии достаточной суммы денег, мы, возможно бы и не выбрали, но которое нас бы всё-таки устраивало. У меня оставалась ещё одна проблема – многие предупреждали о том, что местные жители, коренные кубанцы, очень неприветливые, жадные, жёсткие люди. Я знал пару христиан, проживавших в Краснодарском крае, и решил им позвонить, чтобы выяснить, так ли уж всё страшно, как мне кажется. Не знаю, что они обо мне подумали, но разговоры с ними меня успокоили. Уже после переезда мой друг в Дубне посоветовал мне посмотреть французский фильм «Бобро поржаловать». Я купил его на DVD через Интернет, и теперь это один из наших любимых с Таней фильмов. Это комедия, в которой рассказывается о переселении француза с Юга на Север Франции, его страхах и реальности. Когда я смотрел этот фильм первый раз, то многое напомнило мне мои страхи и предубеждения. А реальность оказалась почти такой же, как в фильме – если ты открыт навстречу людям, то и они повернутся к тебе своей лучшей стороной. |
Похожие:
 | Вам бежать со мной. Если Вы сегодня не решитесь, я завтра уезжаю на Кавказ». Конец письма читает Раиса, и просто надо слышать, как... |  | Апреля 2017г., Краснодарский край, Геленджик, пансионат «Кавказ», ул. Маячная, 3 |
| Иванов И. П. уехал в отпуск в Краснодарский край и оттуда прислал телеграмму с просьбой уволить его через две недели, сразу после... | | Иванову И. И. со стороны моего участка. Я залил горевшие постройки ведром воды и уехал домой. Когда я отъезжал то видел, что шел... |
| А, Деня, прости, но все эти переезды за границу – пустая болтовня, – сказал Лёха, убирая под стол пустую бутылку "Бордо", которую... | | Данная типовая Документация о закупке соответствует требованиям Положения Компании «О закупке товаров, работ, услуг» № П2-08 р-0019... |
| Сост.: А. А. Будаева; Северо-Кавказский горно-металлурги ческий инсти тут (государст венный техноло гический университет). – Вла дикавказ:... | | Боевая техника фашистов в ходе войны все острее ощущала нужду в бензине и смазочных маслах. «Овладение Кавказом – старая мечта, давние... |